– Привет, Катюша, – произнёс он уставшим и подавленным голосом. – Ты меня извини, но давай я завтра заеду к тебе с утра?
– Что-то случилось? – спросила я, чувствуя своё нарастающее сердцебиение.
– Да ничего особенного. Просто просидел у следователя больше двух часов, устал… Настроение, если честно, не очень. Не хочу, чтобы оно и тебе передавалось.
– Костя, я прошу тебя, приезжай, пожалуйста, сейчас! Давай вместе обсудим твою проблему. Ты же понимаешь, что я всё равно уже не успокоюсь, не усну, буду волноваться…
Помолчав, Костя ответил:
– Хорошо, минут через сорок подъеду. Только, Кать, давай я не буду подниматься. Выйдешь, прогуляемся? Погода хорошая. Или в кафе посидим?
Пока Костя ехал, мама, видя моё настроение, не переставала повторять, что мне сейчас нельзя волноваться, что она уже позвонила Наталье Сергеевне, «доктору от Бога», и та завтра ждёт нас.
– Катёнок, я внизу, в машине, жду тебя. Ты спустишься? – произнёс Костя совершенно чужим голосом.
– Кать, только вернись, пожалуйста. Я хочу, чтобы ты ночевала у меня, – попросила мама, закрывая за мной дверь.
Когда я вышла из подъезда, Костя стоял возле машины. Неоновый свет от уличных фонарей делал его лицо совершенно бледным.
– Давай прогуляемся? – предложил он. – Погода прекрасная, не хочу сидеть в помещении, если ты, конечно, не против.
– Давай, я не против. Тут недалеко аллея есть. Только не молчи! Рассказывай, что случилось?
Костя набрал полную грудь воздуха, тяжело и протяжно выдохнул его.
– В общем, Кать, дела мои, мягко говоря, хреновые. Был сегодня у следователя. «В возбуждении уголовного дела против Ансаковых отказать». Такое вот решение она вынесла, – тихо произнёс Костя.
Я не совсем понимала, что всё это значит и что за этим отказом следует, но по Костиному лицу видела – это катастрофа.
– И что дальше? – спросила я, заглянув в Костины глаза и взяв его за руку.
– Пока была надежда, что следователь возбудит уголовное дело о мошенничестве, приставы просто по-человечески, прекрасно понимая несправедливость решения судов, затягивали процесс конфискации. Думаю, больше тянуть с этим делом они не смогут… Да и Ансаков не сидит сложа руки. Через свои каналы давит на них, понимая, что если дело возбудят, то Верховный Суд может отменить своё решение по вновь открывшимся обстоятельствам. А сейчас… – Костя безнадёжно махнул рукой, – сейчас они в один месяц могут забрать всё: фабрику, квартиру, машину, дачу… Всё. Тем более, на всё это судом наложен арест. И даже если они заберут всё, я останусь ещё должен.
– Костя, милый, не расстраивайся так, – успокаивала его я, сама чуть не плача. – А следователь-то что говорит? Ты же и на детекторе лжи показания давал, и детализацию телефонных звонков, и аудиозапись разговора с Ансаковым ей передал… Десятки свидетелей на твоей стороне! Как она могла не учесть всё это?
Костя опять глубоко вздохнул:
– Да всё она прекрасно понимает. Даже не скрывает, что этих доказательств хватило бы с лихвой, но «пока, – говорит, – не будет отмашки сверху, ничего сделать не смогу». Ей и самой противно всё это, но выше головы, как говорится, не прыгнешь.
– Я завтра лягу на сохранение и неизвестно сколько времени проведу в больнице. Да и потом с животом бегать по своим бутикам тоже не лучшая перспектива… А там и рожу – вообще не до бизнеса будет. Я знаю, какой ты руководитель, у тебя креатива в голове больше, чем в хорошем отделе! Брось ты все эти суды, сам же видишь, правды не добиться. Займись моим бизнесом, нам хватит, да и жить есть где. Конечно, не твои хоромы, но не пропадём. Прошу тебя, брось всё, Костя! Я тебя прошу, брось всё.
– Спасибо, Катюша, но не обижайся: нет, не могу. Я производственник, а не продавец трусов.
– Согласна, не продавец трусов, как ты выражаешься, но если всё отберут, что ты будешь делать? Об этом ты подумал? Костя, давай сядем на лавочку и постараемся всё спокойно обсудить.
– Давай сядем, но, думаю, что спокойного обсуждения у нас сегодня не получится. Прости, милая, но я не могу и не хочу об этом говорить. Ты завтра ложись в больницу, а я сам тут разберусь и решу, что делать дальше. Прости, Кать, я подвёл и тебя, и ребёнка, до последнего веря хоть в какое-то правосудие, в элементарные границы разумного. Ты только представь: они заберут у меня всё! И как мне после этого быть? Как жить? Во что верить? Ведь я-то прекрасно знаю, что это – примитивное мошенничество и рейдерский захват предприятия. Но самое ужасное – то, что я не верю, будто судьи, принимавшие решения, следователи, отказавшие в возбуждении дела, не понимали этого. Всё они прекрасно понимали! Да, собственно, они и не скрывали этого. Все кивали на «верх», мол, будет отмашка, мы его в два счёта оформим, а пока извини и пойми нас: мы в погонах – что прикажут, то и исполняем.
Я молчала, понимая, что Косте нужно дать выговориться. Ведь кроме меня у него ни родных, ни близких. Да и кому нужны чужие проблемы? У каждого своих выше крыши.
– Кать, ты понимаешь, что, даже если они заберут у меня всё подчистую, я останусь ещё должен им. Открывать свой бизнес бесполезно – приставы тут же опишут всё. Работать на кого-то? И в этом случае будут высчитывать с зарплаты до конца жизни. Прости меня, милая, но я не знаю, как дальше жить, что делать… Я в полном отчаянии. Не хочу тебя обманывать, но я действительно не знаю, как дальше жить…
Я сидела, молча глотая слёзы, не зная, как его утешить, что сказать. Да и что можно сказать в такой ситуации? Работал, работал человек, и в один момент украли всё. Да ещё и должен остался до конца жизни.
– Костя, милый, Бог их накажет! Они не будут счастливы от этих денег. Вот увидишь, Бог их обязательно накажет, – говорила я, нежно гладя его руки. – Мы проживём как-нибудь, с голоду точно не помрём.
– Кать, да не боюсь я ни голода, ни холода – с детских лет всего нахватался с лихвой! Могу и на метро ездить, и есть не в ресторанах, поверь, это не проблема. Забирают ведь не просто бизнес, а то, что я сам своими руками строил столько лет! А это гораздо больше, чем просто бизнес и деньги. Но и этого им мало – они забрали веру… Веру в справедливость. А вот без этого я не знаю, как жить… Не жил никогда и не пробовал даже. Катя, я собственно приехал не об этом поговорить. Это мои проблемы, и решать я их буду сам, но тем не менее, ты должна знать всё. Знать и принять решение, учитывая все обстоятельства. Я не могу гарантировать того, что смогу обеспечить достойное будущее нашему ребёнку. Я вообще ничего не могу гарантировать: где я буду завтра, что будет со мной? Ты слышишь меня? Ничего.
Медленно встав со скамьи, я положила руку на Костину голову, перебирая волосы, произнесла:
