В самолете я едва успеваю отвечать на вопросы Алика и Алисы, интересующихся, где мы будем жить и что делать.
— Алиса, а ты помнишь, как ты жила в Москве и ездила в Ленинград к бабушке?
— Да, и к Коко. А он будет нас встречать?
— Не знаю, я не смогла до него дозвониться. Встречать нас будут дедушка и бабушка. Из Москвы мы поедем в Ленинград, мой родной город. Вы полюбите его обязательно, когда узнаете. Второго такого нет на всем свете.
— Так что же ты плачешь? — спрашивает Алик.
— Это от радости, Алик. Я ведь не была дома пять лет.
— Столько, сколько мне лет?
— Да, дорогой, как раз перед твоим рождением меня послали работать в Рим.
— А разве здесь у нас тоже есть дом, как в Лондоне? И в Фернгрине?
— Нет, — смеюсь я, — здесь у меня только маленькая квартирка, всего одна комната. Мы будем жить у бабушки, но там тоже тесновато. Вы будете спать в одной комнате с Алисой.
— Как здорово! — восхищается Алик.
В Москве мы останавливаемся в гостинице «Россия», в которой шестнадцать лет назад я жила с Сергеем. Я заказала еще из Лондона номера с видом на Храм Василия Блаженного и Алик сразу же прилип к окну, рассматривая разноцветные купола. Мои родители с восторгом знакомятся с внуками, Алису они помнят совсем крошкой, Алика мама видела годовалым в Риме и теперь они все вчетвером разглядывают друг друга.
— Как все-таки Алик похож на отца! — замечает мама.
— Ты так и не дозвонилась до Коли?
— Нет, Лиза, он уехал по делам в Новгород. Саши тоже нет.
— Саша, наверное, в Армении, работает с детьми. Мне не верится, что я дома! Мне все еще не верится!
На другой день у меня назначен официальный прием у министра здравоохранения. Часть привезенных медикаментов я должна передать московской детской клинике, где лечатся облученные дети. Меня предупреждают, что сопровождать меня будет жена Горбачева. Ну что ж, она, в отличие от предыдущих первых дам, очень приятная женщина. Министру я пообещала, что продолжу благотворительную деятельность и попросила помочь с беспрепятственным въездом в страну по делам Фонда. С помпой правительственный кортеж отправляется в клинику. Нас сопровождают телерепортеры. Вечером в новостях дают сюжет о нашем посещении. Меня называют популярной на Западе писательницей и киноактрисой, о том, что я русская — ни слова. Получить помощь от английской леди, имеющей несколько книг и премию «Сезар», наверное шикарней, чем от своих соотечественников, переживающих аварию, как личную трагедию. Ну, Бог с ними, но может теперь мне не будут чинить препятствий, я по дороге поговорила об этом с мадам Горбачевой. Когда нас представляли друг другу, сложилась забавная ситуация. Меня представляют, как леди Ферндейл, ее — просто Раисой Максимовной Горбачевой. Прежде, чем обратиться к ней, я колеблюсь несколько секунд. Назвать ее просто миссис Горбачева, как называют ее у нас в прессе — неудобно, она все-таки выше меня по субординации, поэтому я обращаюсь к ней: мадам Горбачева. Простенько и со вкусом! Она сочувственно выслушала сокращенный вариант моей истории и обещала помочь с беспрепятственным въездом.
Дела мои в Москве закончены, и мы едем наконец домой. Митя с другими родителями устраивают трогательную встречу. Когда наша «Красная Стрела» подходит к перрону, толпа народа машет мне букетами цветов. Алису и Алика тут же окружают дети, все вокруг друг друга знают. Сколько же у меня перебывало человек? Мне даже не сосчитать, но лечилось около двадцати детей, с папами, мамами, даже бабушками и дедушками — это оказалось солидной группой. Здесь тоже было телевидение, его пригласил Митя, они подошли ко мне и попросили разрешения снять большой сюжет о нашем фонде и обо мне. Мужчины, имеющие машины, наперебой предлагают возить меня сколько нужно будет и куда мы захотим. Я пытаюсь отказаться, собираясь взять машину напрокат в консульстве, но Митя шепчет:
— Ты с ума сошла, Лиза, они смертельно обидятся, соглашайся.
Каждый день теперь у нашего подъезда дежурит машина, готовая везти меня в любую точку города, а квартира полна цветов и фруктов, все, что растет на дачах, везут нам в подарок. В Москве я сделала глупость, отправив весь груз в Ленинградский фонд родителей. Теперь мы с Митей несколько дней оббиваем пороги таможенного управления, пока я не обещаю в сердцах, позвонить Горбачевой, с которой вручала первую половину груза в Москве. Не знаю, сработало это или нет, но нам пообещали через неделю все выдать.
— Лиза, что ты такая нервная, дерганная? Что случилось?
— Ничего, Митя, не случилось, об том и печаль.
— А все-таки?
— Коли нет. Хотела его увидеть последний раз.
— Почему последний? Теперь тебя будут пускать к нам.
— Я решила выйти замуж, Митя. За Мэта Фаулза, ты его знаешь, из Оксфорда.
— Лиза, ты с ума сошла? Ты что, любишь его?
— В моем-то возрасте?! Какая любовь…
— Лиза, опомнись! Как ты можешь! Вы уже пережили самое трудное. Ты знаешь, мы познакомились с твоим Колей, правда, не подружились — он к себе близко не подпускает, но теперь я о нем кое-что знаю. Во-первых то, что он тебя любит, как одержимый. И еще, почему он не мог к тебе выехать. Он и здесь-то еле удержался. У него были крупные неприятности с КГБ. Были здесь такие художники, их держали под колпаком, закончилось трагически, один оказался в психушке, другой якобы покончил с собой. Румянцев был с ними очень близок, кроме того, собирал подписи в их защиту, хлопотал, чтобы их выпустили за границу. Закончилось все это плохо. Румянцеву пришлось уйти из Русского музея и потом он стал невыездным.
— Я догадывалась об этом. Но ведь он женат, Митя!
— Даже если это так, ты теперь здесь и Алик ваш тоже. Все еще будет хорошо. Сходи в его Салон. Пойдем вместе, там ты узнаешь, где он.
Мы едем на Невский и в переулке находим вывеску. Да, Мэт был прав, картины собраны отличные и интерьер очень изысканный — бездна вкуса. Когда мы все осматриваем, я спрашиваю у молодой женщины, которая водила нас по двум просторным залам, давая пояснения и называя цены, где можно найти Румянцева. Она вызывает другую сотрудницу, постарше, и вдруг я узнаю джемпер, который покупала с Колей в Париже для подарка «одной знакомой». Надеюсь, что на лице у меня ничего не отразилось, потому что я поняла — это и есть Колина жена. Тут я сделала большую глупость. Женщины, когда чувствуют ревность, способны на самые нелогичные поступки, а я вдруг почувствовала, как меня захлестнула волна. Вот та женщина, которая получает мои ласки и поцелуи!
— Вы искали Румянцева? Для чего он вам нужен? Я все могу вам объяснить.
