— Вы искали Румянцева? Для чего он вам нужен? Я все могу вам объяснить.
— Я хотела бы ознакомиться с отчетностью и бухгалтерией Салона.
— А вы, собственно, кто?
— А я, собственно, владелица этого Салона. Компания «Пикчерз интернешнлз» принадлежит мне.
— У вас есть документы, подтверждающие это?
— Безусловно. Вот они. Меня зовут Элизабет Ферндейл.
— Бетси? — ее тон мне непонятен, скорее удивление.
— Леди Ферндейл, — поправляю я противным голосом, но она уже ведет меня в кабинет и любезно достает из сейфа кипы документов. Я останавливаю ее.
— Я хотела бы, чтобы отчитался Румянцев. Я пыталась звонить ему из Лондона, из Москвы, и здесь я уже четыре дня. Где он?
— Он уехал на неделю в Новгород по делам и решил взять еще неделю отпуска, он работает без отдыха уже второй год.
— Жаль. Я не знаю, долго ли еще пробуду здесь.
— Но может, вам можно позвонить?
— Он знает, где меня найти.
Я уже жалею, что пришла и заговорила с ней таким тоном. Что я на нее взъелась? Что нам делить? И почему это я так стервозно стала подчеркивать свое превосходство? Ее превосходство надо мной очевидно и неоспоримо: она имеет мужа, которого я не смогла получить. Никогда бы не подумала, что способна на такое. Да чем я отличаюсь от Ива?! Выйдя из Салона и устроившись рядом с Митей в машине, я сижу какое-то время, отупело глядя перед собой, а потом жалобно прошу:
— Обними меня, пожалуйста. Я зря сюда приехала. Пока мы не получили груз, может, я покажу детям город?
Три дня мы с Алисой и Аликом ездим по моим любимым и дорогим местам — на Васильевский, в Летний сад, в Петергоф. Начало сентября всегда было самым любимым временем года после белых ночей. Начинающие золотиться листья кленов в парках, нежаркое солнце на ярко синем небе, какого не бывает летом, и наконец такой знакомый и родной мелкий дождичек, зарядивший с утра, так что пришлось отменить поездку в Павловск и просто покататься по городу, любуясь Исаакием, Медным всадником и мокнувшим под дождем верблюдом в садике у Адмиралтейства. Алиса с Аликом начинают спорить, какая колонна выше и красивей — на Трафальгарской площади в Лондоне или здесь, на Дворцовой, и я понимаю, что удивить, например, Алису Ленинградом нельзя, она видела и Рим, и Венецию, и Париж, и Лондон.
— Мамочка, какой красивый город, правда? И совсем не похож на другие, — вежливо восторгается Алиса.
— Правда, Алиса, он ни на что не похож. Другого такого нет, и он мне много лет снился по ночам. Я его так люблю!
— А когда же приедет Коко? Почему его с нами нет? — спрашивает Алиса.
— А где Саша? — интересуется Алик.
— Саша работает далеко отсюда, в горах. Там было землетрясение и он теперь помогает детишкам забыть это и не бояться.
— Когда я боялась темноты, он меня тоже научил не бояться.
— Да, Саша у нас молодец!
— Мамочка, почему он не может жить с нами? — капризно спрашивает Алик.
— Он уже взрослый, милый, и должен жить самостоятельно. Он женится и у него появятся дети, такие, как вы.
— Пусть он женится на мне, он обещал! — тут же вспоминает Алиса.
— Он пошутил, Алиса.
— Нет, он не шутил! Мама, он не шутил!
— Хорошо, котенок, подождем, когда ты вырастешь.
Наконец Митя радостно сообщает, что с грузом все в порядке. Все эти дни ко мне приезжала съемочная группа, снимая наши прогулки по городу и мои рассказы о жизни и о фонде, о моих фильмах и романах. Я даю им кассеты с фильмами, но сомневаюсь, что о «Жизели» будет что-нибудь сказано, ведь это фильм о русской эмигрантке. Но, как ни странно, именно это больше всего и привлекает режиссера. Еще я даю им фильм, снятый Витторио обо мне. Я прошу только весь сюжет показать мне заранее. Мне обещают, что все сделают так, как я хочу.
Наконец, получив на таможне мой груз, мы с Митей в сопровождении съемочной группы телевидения везем его в клинику. Сначала я хотела взять с собой Алису, но потом решила, что больным детям лучше не видеть мою сытую, здоровую и хорошо одетую дочь. Быстро передав медикаменты и аппаратуру больничному начальству, мы заходим в палаты к детям. Я прошу главврача подготовить списки детей, в первую очередь нуждающихся в лечении за границей. Показухи я не люблю, так что никаких конфет и игрушек я не привезла. Игрушки на Западе дорогие и на эти деньги можно купить сотни одноразовых шприцев. Мы идем с главврачом к выходу, составив списки необходимого для следующей отправки. И я и он понимаем, что наши врачи лечить умеют не хуже английских, но аспирином и йодом тут делу не поможешь.
Внезапно я вздрагиваю от видения бегущей ко мне знакомой фигуры и крика «Бетси!», гулко громыхнувшего в большом и полутемном вестибюле. Я, забыв все, рвусь к нему, наши тела сталкиваются во встречном движении и замирают в самой тесной близости. Мы бурно дышим, словно бежали издалека, и как слепые молча гладим друг друга по лицу. Митя, подхватив главврача под руку, тактично отводит его в сторону, а мы так и стоим, не говоря ни слова, прижавшись всем телом и закрыв глаза. Наконец Коля отрывается от меня и, крепко взяв под руку, хриплым шепотом говорит: «Идем!». Я, кивнув, оглядываюсь на Митю, но он машет мне рукой — идите, мол. Коля выводит меня из темного вестибюля в яркость осеннего дня и сажает в машину. Там мы опять надолго замираем в поцелуе, но он все же, имея в отличие от меня, все на свете разом забывшей, какую-то цель, наконец заводит машину и мы мчимся через Литейный мост и по набережной, мимо Летнего сада, Эрмитажа, к Исаакию и дальше. Схватив за руку, Коля стремительно ведет меня через вестибюль, по лестнице Дворца Бракосочетаний и, встав перед дамой за огромным письменным столом, поворачивается ко мне:
— У тебя документы с собой?
Я киваю и достаю из сумки все, что у меня есть: британский паспорт, водительские права, документы на детей, страховые полисы, удостоверение председателя фонда, кредитные карты и чековую книжку. Действую я, как заколдованная, покорно выполняя все, что он просит.
— Заполните заявления, разборчиво и на русском языке, — подает бланки заявлений дама, скользнув по мне любопытным взглядом.
Тут я, слегка придя в себя, цепляюсь за Колину руку, которую он протянул за бланками и отчаянно восклицаю:
— Но ведь ты женат!
— Бетси, дурочка, как я могу быть женатым не на тебе!!! — слышу я в ответ, ошеломленно замираю, а потом со всего размаха отвешиваю такую пощечину, что голова его откидывается назад. Коля со смехом обнимает меня, прижав обе руки, уже готовые снова ударить.
— Так вы будете вступать в брак? — с интересом спрашивает дама.
