Грейс дернула головой, выражая согласие, и снова обратилась к вождю племени Уачукан:
— Мой мужчина устает от таких долгих разговоров. Он приказывает мне сделать вам окончательное предложение. Сто тысяч песо.
— Я сделаю вам окончательное предложение, — не остался в долгу Эстебан. — Восемьсот тысяч.
— Нет! — сказал Форман. — Скажи ему, пусть оставит у себя эту женщину.
— Пожалуйста… — проговорила Саманта, умиравшая каждую секунду, пока они договаривались.
— Заткнись! — оборвал ее Форман. — Переведи ему, что я сказал, — приказал он Грейс.
Она повторила слова Формана по-испански.
Эстебан взглянул на Формана, потом заговорил, и в голосе его была слышна мягкая, но все же угроза.
— Заниматься делами через посредство женщины недостойно мужчины. А я не торговец сувенирами на базаре. Я вождь народа Уачукан.
— А-ах!
— Dos cientos miles[160], — твердо сказал Форман.
— Семьсот тысяч, — ответил Эстебан. — Это верно, что gringa слаба и плохая работница. Но немного есть женщин с волосами такого цвета, как у нее, и она все еще достаточно молода, чтобы доставлять удовольствие нашим мужчинам. Это мое последнее предложение.
Грейс отрицательно покачала головой.
Эстебан сложил на груди руки. Лицо его было неподвижно как маска.
Форман взял Грейс за локоть и повел ее по направлению к двери.
— Мы уходим! — громко объявил он.
— Шестьсот тысяч, — сказал вождь. — Мое окончательное предложение.
Форман быстро подсчитал в уме: «Шестьсот тысяч песо составляет сорок восемь тысяч долларов США, правильно? И какого черта я хлопочу по поводу денег Гэвина? Этот сукин сын все равно спишет бабки, отнесет на счет скидки с подоходного налога или включит в статью расходов на рекламу…»
— Скажи вождю, мы согласны на полмиллиона, если он обеспечит нас безопасным транспортом, — или что там у него, — чтобы вернуться в Акапулько.
— Ты уверен, что мистер Гэвин согласится на такую большую сумму?
— О, да! — зарыдала Саманта. — Я знаю, он согласится.
Грейс открыто взглянула в глаза Эстебана.
— Наше последнее предложение. Пятьсот тысяч песо. Это огромная сумма денег за одну единственную женщину. Больше мы об этом говорить не будем. — Она горизонтально провела рукой в воздухе, как бы подводя под разговором черту.
Эстебан изучающе посмотрел в лицо Грейс, потом перевел свой взгляд на Формана.
— Bueno, — сказал он. — Bueno.
— Bueno, — выдохнула Грейс.
— Bueno, — эхом отозвался Форман, протягивая вождю руку.
Вождь быстро пожал ее один раз и повернулся к своим соратникам и поклонникам; его сморщенное, похожее на грецкий орех лицо кривила широкая улыбка.
— А-ах!.. — выдохнули его соплеменники.
«Эль Плайамар» представлял собой неуклюже растянувшийся комплекс зданий, выстроенных в колониальном стиле, и больше напоминал собой старинную усадьбу, чем современную гостиницу. Возведенный всего два года назад на склоне холма, отель был спроектирован таким образом, чтобы каждый номер, каждые апартаменты и каждое частное бунгало[161] были обеспечены первоклассным видом на море. Роскошь диктовала решения владельцам этой гостиницы, роскошь и прибыль. Чтобы привлечь в «Эль Плайамар» гостей, которые могут позволить себе платить за обслуживание баснословные суммы, хозяева постарались предусмотреть любое возможное желание, любую прихоть, любой каприз посетителей, соответственно обустроив отель. Они воздвигли десять плавательных бассейнов — с подогреваемой водой, с охлаждаемой водой, с лечебной водой, с соленой морской водой; они разбили четырнадцать теннисных кортов с естественным покрытием и одну площадку для гольфа с ограниченным доступом; они построили закрытый гимнастический зал и открытый гимнастический зал; они открыли восемь банных помещений — парных и саун — и один солярий; они отвели специальные игровые комнаты, корты для игры в сквош[162] и помещения для занятий шаффлбордом; они организовали занятия верховой ездой, стрельбу по тарелочкам, доставку на любой из пляжей, катание на лодках, ежедневные уроки для всех желающих освоить бридж и усовершенствоваться в нем, класс современных танцев и кружок приверженцев йоги, а также несколько групп любителей марафонского бега — по выходным.
В «Эль Плайамар» можно было ужинать в любое время дня или ночи, а бары работали круглосуточно. Вы могли отдать свою одежду в чистку хоть в четыре утра; в это же самое время вы могли заказать в свой номер шестнадцатимиллиметровый кинопроектор с последними, только что выпущенными на экран фильмами — ваше желание немедленно исполнялось. Медицинское обслуживание и стоматологическая помощь также были безотказными.
— Это просто чудесный отель, — с энтузиазмом рассказывала Лизу Питерз Бристолу и Шелли за кофе с бренди. Два мальчика — помощники официанта в это время убрали со стола остатки ужина и удалились, подобострастно кланяясь и улыбаясь.
Все четверо удобно разместились в просторной гостиной частного бунгало Луиз и Джейсона Питерз; приглушенный свет, тихая музыка, льющаяся из скрытых динамиков, стеклянные двери во всю стену, выходящие в неярко подсвеченный электрическими огнями сад с вьющимся виноградом и экзотическими красно-белыми цветами.
— Мои друзья в Нью-Йорке, — объяснял Джейсон в своей искренней и открытой манере будущего политика, — порекомендовали нам остановиться в «Эль Плайамар». Семья Хартвеллов, возможно вы с ними встречались. Они знают, что мы ценим уединение, и заверили нас, что «Эль Плайамар» как раз то, что нам нужно. Как видите, они оказались правы.
— Каждое бунгало, — подхватила Луиз, — построено так, чтобы сделать жизнь максимально приятной. Стены в них достаточно толстые, так что они способны полностью изолировать внутреннее помещение от таких неприятных вещей, как дневная жара, ночная прохлада и шумы.
— И достаточно высоки, чтобы отвратить любителей подсматривать за хозяевами, — добавил Джейсон.
— Вы можете принимать здесь хоть сотню гостей, и никто снаружи даже и не заподозрит…
— Это не значит, конечно, что мы собираемся так делать. Вульгарная демонстрация не наш стиль…
— Интимность — вот к чему мы стремимся…
— Интимность и естественность…
— Во всем…
— Осознанный отказ от помех и препонов, которые ставит цивилизация…
— Отказ от мусора и хлама…
— От одежды, например…
— Джейсон и я поклоняемся солнцу. В буквальном смысле.
— Мы каждый день свидетельствуем свое благоговейное почтение богу Солнца, когда это бывает возможно…