бланками и чем-то ещё – она особо не вслушивались, отдавшись ощущениям восторжествовавшей справедливости. Не просто на словах – официально. Комиссар уже собирался было распрощаться, но Женя вдруг, сама того от себя не ожидая, начала засыпать его вопросами. Словно все те странности и мистические происшествия взбунтовались и потребовали ответов. Сейчас, немедленно.
– Я не могу разглашать информацию о ходе следствия, мадам Арно.
– Но мсье Салазар! Пожалуйста! Столько всего произошло… Да я чуть сама не поверила в то, что схожу с ума! Это так ужасно, вы и представить себе не можете.
– Сожалею, что вам пришлось пройти через подобное, – в голосе мужчины послышалось сочувствие. – Но я правда не могу пока рассказать вам всего.
– Но хоть что-то ведь можете? – Женя стиснула в руке телефон.
Энзо вздохнул, скрипнуло его кресло, послышался шелест бумаг.
«Ну давай же!» – она в нетерпеливой надежде скрестила пальцы.
– Картины покойной мадам Роше, – наконец произнёс он, – те, что вы упомянули в своих показаниях, обнаружены в Марселе. Они выставлены в «Galerie d'art Carré d'artistes Marseille». Данный эпизод считается исчерпанным, так как мсье Роше не стал выдвигать обвинения против мсье де Гиза в связи с его самоуправством.
– Так всё-таки Фабрис! Я так и думала. А мыши? Вы выяснили, зачем Моник это сделала? Она ведь отрицала свою причастность к ним.
– И по прежнему отрицает. Мадам Арно, этот факт не столь значителен, по сравнению с остальными обвинениями, предъявленными мадам Бланшар, – голос комиссара вновь стал сухим и строгим.
– Вы про пожар? Но я вас уверяю, умышленного поджога не было. Всё и вправду вышло случайно, – отчего-то Жене показалось важным напомнить об этом. Всё же Моник, какой бы гадиной не оказалась, заслуживала наказания по справедливости – за то, в чём действительно виновата.
– Не совсем про пожар. Мадам Бланшар теперь проходит подозреваемой не только по вашему случаю. Дело Бертин Роше вновь открыто.
Женя нахмурилась. Ей даже показалось, что она ослышалась.
– Но почему? Причём здесь это? Она же погибла несколько лет назад!
Комиссар снова вздохнул, словно ему очень хотелось повесить трубку и освободиться от назойливых расспросов, и лишь хорошее воспитание не позволяло так поступить.
– Скажем так, некоторые обстоятельства дела Бертин Роше совпадают с нынешними. Но большего я вам сказать не могу. Всего доброго, мадам Арно.
Искусство – страшная сила
– Смотри, – Женя повернула ноутбук, чтобы Кристиану было лучше видно.
– М-м-м, – промычал он что-то в ответ, старательно пережёвывая старый добрый бутерброд с сыром.
Этим утром было не до кулинарных изысков. Они оба проспали, и, чтобы успеть к открытию магазина, пришлось довольствоваться быстрыми вариантами перекуса. Наконец Кристиан доел и, отряхнув крошки с пальцев, мельком просмотрел открытую на экране страницу.
– Художественная выставка? Хочешь сходить?
Женя кивнула.
– Давай, я не против, только на следующей неделе, ладно? – Кристиан сделал последний глоток чая и бросил уже на ходу: – Я думал, что ты увлекаешься историей, а не искусством.
– Это выставка, про которую говорил комиссар Салазар, – произнесла Женя в спину уходящему брату. И затем добавила тише: – Та, на которой представлены жуткие картины Бертин Роше. Те, из башни.
Кристиан замер, взявшись за ручку двери. Затем медленно развернулся.
– И зачем, скажи на милость, нам на них смотреть? Да ещё и в Марсель ехать.
Его глаза смотрели осуждающе, и Женя отвела взгляд, зная, что последует дальше.
– Эжени, оставь это! Комиссар подтвердил, что все обвинения с тебя сняты. Зачем продолжать копаться в прошлом? Давай жить дальше.
– Ты прав, но… – Она вздохнула. – Как тебе объяснить… У меня словно кошки на душе скребут. Я знаю, что это глупо. Что в исчезновении картин не было никакой мистики – их просто забрал Фабрис. Но мне всё равно хочется убедиться, что они… реальны, понимаешь?
Кристиан покачал головой.
– Не понимаю. И не хочу понимать. Ты как будто специально ковыряешь только что затянувшуюся рану, не желая забывать. – Он поджал губы. – Извини, но я не поеду на эту выставку. Надеюсь, и ты передумаешь.
Дверь за ним хлопнула чуть громче, чем следовало.
– Но я хочу знать! – произнесла в пустоту Женя. – Увидеть, потрогать. Прочувствовать, что вот они, жуткие, но настоящие; и я здесь, тоже настоящая, нормальная, не сумасшедшая. Мне нужно поставить точку во всей этой истории!
Она решительно схватилась за телефон и спустя минуту услышала заспанный голос подруги.
– Клэр, привет! Я тебя разбудила?..
– Угу.
– Проснись и пой! Мы едем…
– Этого ещё не хватало! – хрипловатым голосом отозвалась девушка.
Женя нахмурилась:
– Ты заболела?
– Петь, – простонала Клэр. – Я не буду больше петь. Вчера полночи орала песни на концерте у парня. Я тебе про него рассказывала?
– Поль?
– Нет, это бывший. А новый просто По.
– По?
– Ага, как кунг-фу панда. Знаешь? Он потрясный!
– Панда?
– Нет же! Мой По. Он, конечно, не такой толстый, как панда из мультика. Я бы даже сказала совсем не толстый – длинный и худой, как жердь. Но он нереально крут! Его группа вчера выступала в клубе. Кхе… – Клэр закашлялась, прочистила горло и простонала: – О, кто-нибудь дайте воды, и кофе, и сок…
– Хочешь, я приеду? По пути захвачу кофе?
– Большой стаканчик. Нет, лучше два! Флэт уайт без сахара, окей?
– Ага, поняла. Клэр, а ты съездишь со мной на выставку?
– Без проблем, если ты заплатишь за вход. У меня в бюджете дыра глубиной с Марианскую впадину.
– Без проблем, – скопировала Женя интонацию подруги. – Диктуй адрес… ага, записала. Жди, скоро буду.
И только положив трубку, она осознала, что Клэр даже не поинтересовалась, что за выставка и где.
«Вот что значит человек, лёгкий на подъём!»
Женя улыбнулась и помыла чашки после нехитрого завтрака. Затем надела длинное чёрное платье, то самое, что покупала на день основания замка Шато Д'Эпин. Воспоминания о том, как в злополучном подвале Эдуар прижимал её к стене и сминал подол этого самого платья, болезненно укололи. Настроение начало стремительно падать.
– И что теперь? Не носить его что ли?
Накинув поверх платья жакет, подхватив зонт и сумочку, Женя вышла во внутренний двор.
«Платье же не виновато в том, что я растаяла, как сахарная вата, стоило только Эдуару… Так, хватит! Кофе, Клэр и выставка. Такой план».
Отчего-то казалось, что на выставки, как и в оперу, нужно непременно надевать что-то более парадное. На что Клэр лишь рассмеялась и влезла в самые простые джинсы, драные на коленках.
В Марселе Женя была лишь однажды, в день своего прибытия во Францию. Вспомнив себя
