Свою маленькую речь Лиллибет произнесла на немецком (на котором они часто говорили дома), чтобы показать отцу – она не собирается ни бросать его, ни отказываться от традиций и правил, но это, похоже, нисколько на него не подействовало. Когда Лили закончила, Генрик долго молчал и только сурово смотрел на нее из-под нахмуренных бровей. И не двигался. Прошло минут пять, прежде чем он наконец заговорил – заговорил на английском. Его голос звучал отчетливо и так громко, что Лили даже показалось, будто она слышит отраженное от стен эхо.
– Если ты поедешь в Нью-Йорк, Лиллибет Петерсен, то можешь не возвращаться. Я поговорю со старейшинами, и они отлучат тебя от церкви. Никто из нашей общины не станет иметь с тобой никаких дел. Нельзя не слушаться старших, жить подобно «англичанам» и оставаться аманиткой, а значит, тебе здесь не место. У тебя больше не будет дома, Лиллибет. Подумай об этом!
Его резкие слова попадали в нее как камни, и Лиллибет чувствовала, как от горя и обиды у нее сжимается сердце, но… она не верила отцу. Он просто не мог поступить с ней так хотя бы в память о Ревекке… Кроме того, Лили казалось – раз она его любит, значит, и он любит ее и не сможет вот так взять и выгнать из дома. Ее разум и ее сердце отказывались принять такую возможность.
– Я вернусь, папа. Вернусь, как только закончу работу. Самое большее – через неделю или даже раньше, – сказала она как можно спокойнее, но отец ничего не ответил. Резко повернувшись на каблуках, Генрик вышел из столовой и поднялся к себе, громко топая башмаками по ступенькам. Лиллибет услышала, как наверху хлопнула дверь отцовской спальни, и без сил опустилась на стул. Она еще долго сидела, вспоминая гневные слова Генрика, потом задула лампы и тоже пошла в свою комнату. Достав из-под кровати чемодан, она уложила в него оставшиеся мелочи: два аманитских платья из шерсти, теплый капор, накидку и высокие боты на шнурках. После разговора с отцом Лили решила одеться в дорогу, как требовала традиция, хотя и не видела в этом большого смысла. В конце концов, что бы ни было на ней надето, внутри она все равно останется аманиткой, верной данным при крещении обетам. И она все равно вернется сюда, в свой мир, что бы там ни говорил ей отец. Ничего другого Лиллибет просто не хотела – это был ее сознательный выбор, отступать от которого она не собиралась.
Но сначала ей необходимо было попасть в Нью-Йорк. Как бы ни сердился Генрик, как бы ни угрожал, она должна туда поехать.
И если говорить честно, Лиллибет не терпелось оказаться там поскорее.
В пятницу утром Лиллибет встала намного раньше обычного и отправилась будить Уилла. Меньше всего ей хотелось, чтобы у брата возникли неприятности, но другого выхода она не видела: чемодан с вещами получился слишком тяжелым, и добраться до сыроварни пешком, как она планировала вначале, Лили не могла. Уилл должен был отвезти ее на повозке, а потом вернуться. Накануне вечером она поговорила с братом, и тот согласился ей помочь. Он, правда, очень боялся отца, но ему не хотелось, чтобы Лиллибет шла через лес одна, да еще с тяжелой ношей. В этом случае ей предстояло отправиться в путь еще до рассвета, а Уилл хорошо знал, что в темном лесу с одинокой девушкой может случиться что угодно. Правда, район, где жили аманиты, считался спокойным, но рядом с сыроварней проходило шоссе, по которому ездили самые разные люди.
– Ты вернешься? – Уилл с беспокойством посмотрел на сестру. – Когда?
– Обязательно вернусь, – пообещала она. – Через неделю, а может быть, и раньше, ты и соскучиться не успеешь.
– А вдруг папа тебя все-таки проклянет? – Судя по голосу, Уилл боялся этого куда больше, чем сама Лиллибет.
– Не проклянет, – уверенно ответила она. – Он, конечно, будет очень злиться, что я опубликовала свою книгу, но в конце концов папа поймет, что я не сделала ничего плохого.
– А о чем эта твоя книга? О нас, об аманитах?
– Вовсе нет. Это история одной молодой девушки, которая очень хотела увидеть мир и отправилась путешествовать.
– А-а… – Уиллу это показалось довольно скучным, и он никак не мог взять в толк, из-за чего отец так разозлился. Ну подумаешь, книга… Подумаешь, какая-то девчонка села в автобус и отправилась в Нью-Йорк. Она ведь даже не аманитка, и никто не мог ей этого запретить, правда? Из-за чего же шум поднимать?! Уиллу очень хотелось, чтобы размолвка между отцом и сестрой, длившаяся уже несколько месяцев, поскорее закончилась, но он не знал, что тут можно сделать.
Весь этот разговор происходил вчера, а сегодня Лиллибет встала еще до рассвета и быстро оделась. Она не посмела даже согреть себе чаю, чтобы не нашуметь и не разбудить отца и близнецов. С башмаками в руках Лили и зевающий во весь рот Уилл прокрались на задний двор, где стояла повозка, покрытая утренней росой. Там они обулись, и Уилл вывел из конюшни и запряг Старушку Бет, а затем положил в повозку чемодан сестры. Держа лошадь под уздцы, оба медленно вышли со двора, стараясь производить как можно меньше шума. Им было невдомек, что отец давно проснулся и лежал, прислушиваясь к шорохам и шагам внизу. Когда же начали легко постукивать копыта и поскрипывать повозка, увозя в неизвестность его единственную дочь, Генрик сел на кровати и беззвучно заплакал.
* * *
Как и обещал Роберт, машина уже дожидалась Лиллибет во дворе сыроварни. Пока водитель укладывал в багажник ее чемодан, Лили повернулась к Уиллу и крепко обняла его на прощание. Младшие братья порой доставляли ей немало хлопот, но она любила их, к тому же Лили еще никогда не разлучалась с ними даже на один день. Сейчас ей предстояло уехать из дома на целую неделю, и она чувствовала себя, как героиня ее же книги, когда та готовилась впервые в жизни пересечь океан.
– Я буду скучать, – сказала она Уиллу. – Смотри, веди себя хорошо, заботься о папе и о братьях. Если… если случится что-то непредвиденное, обращайся к мистеру Латтимеру – он знает, где меня найти. – Она, впрочем, надеялась, что все обойдется: ее отец хотя и был немолод, на здоровье пока не жаловался.
– Ну, пока. – И Лили поцеловала Уилла.
– Привези мне что-нибудь из Нью-Йорка, – смущенно попросил он, и она невольно рассмеялась. Все-таки ее брат был еще мальчишкой, несмотря на то что он уже окончил школу и работал на ферме наравне с отцом. Впрочем, она знала, что через пару лет Уилл станет мужчиной, в то время как его ровесники в большом мире еще будут учиться в старших классах. Ревекка всегда считала, что дети должны учиться хотя бы десять лет (и Лили была с ней полностью согласна), но у аманитов так было не принято.
