гордиться! Но я хочу, чтобы свалил именно ты!
– Ладно, мы пойдём, не будем тебе мешать, – тихо добавила Кира.
– Кир, ты единственная, кого я рада видеть, – смягчилась Инга.
– Ладно, котик, поправляйся. Мы, правда, поедем, – поджал губы Артём, а потом посмотрел на Пашу, как всегда с презрением: – Тебе тоже лучше уйти.
И это «котик» всколыхнуло в Паше жуткую ревность, хотелось стереть Артёма в порошок. Паша вскочил и резко выдал:
– Я сам решу, когда мне уходить!
Они стояли рядом с кроватью Инги.
– Пошли в жопу, оба! – Инга проговорила это с закрытыми глазами и снова отвернулась к стене.
Кира схватила под руки и Артёма, и Пашу и потащила на выход:
– Инга, выздоравливай и обязательно пиши, если что-то нужно.
Кира так и держала Пашу под руку и отчитывала, что нужно оставить Ингу в покое до самого выхода. Он молчал, как и Артём. На улице стали у входа, и Кира посмотрела на Пашу и натянуто улыбнулась:
– Теперь всё будет нормально, она под наблюдением врачей, скоро поправится.
– От аппендицита ещё никто не умирал, – выдал Паша.
– У Инги аппендицит лопнул и перерос в перитонит, и она могла умереть, если бы ещё дальше тянула. Её еле спасли, – Артём посмотрел прямо в глаза Паше, долго и неотрывно, но сжал челюсти и весь напрягся. Он явно ненавидел Пашу, и это было взаимно. – Вы оба без мозгов, и это чуть не убило Ингу.
Паша выдохнул, почувствовал укол вины. Откуда Артём это всё узнал? Либо Инга ему рассказала, либо поговорил с врачом. Артём посмотрел на Киру:
– Поехали? Или останешься с Пашей?
– Я с тобой. Мне завтра на работу. Пока, Паш! – Кира вновь виновато улыбнулась, и они пошли к парковке.
Паша махнул Кире, а Артём даже не соизволил попрощаться. Как только они исчезли из виду, Паша опять поднялся к Инге. Сначала нашёл лечащего врача, принялся расспрашивать про состояние Инги, как ей помочь и когда она выздоровеет, но врач его просто прогнал, не воспринял всерьёз. Паша начал приставать к медсёстрам, расспрашивая обо всём, но те тоже лишь отмахнулись, правда, одна прямо сказала, что лучший уход можно оплатить.
Это минимум, который Паша мог сделать для Инги: оплатить отдельную палату и дать денег медсестре, которая пообещала, что уколет Инге обезболивающее, раз та так мучится.
Паша снова зашёл в палату, женщины разом замолчали, Инга вновь лежала спиной и переписывалась с кем-то в телефоне. Паша сел у неё в ногах и тихо спросил:
– Что я ещё могу для тебя сделать?
– Уйти.
Вылитый "поломанный" Тимоха. У Паши уже выработался иммунитет к грубостям друга, значит, уходить точно нельзя:
– Я через полчаса уеду на тренировку, придётся тебе меня потерпеть. Манго я принесу тебе завтра, обещаю. Медсёстры сказали, что сегодня тебе можно только пить понемногу. Тебя сейчас переведут в отдельную палату. Но я… на самом деле пришёл тебе сказать, что нашёл маму.
Инга обернулась и приподняла брови:
– Вы поговорили? Ты простил её?
Паша кивнул и продолжил:
– Она живёт в Питере и лечится от рака. Она нас бросила, потому что ей не дали надежды, что она может вылечиться. Просто хотел тебе рассказать.
Сделав брови домиком, Инга вздохнула:
– Я тебе говорила, что у всего есть причина. Мне очень жаль.
– Может, не всё так плохо. Она жива, и у неё появилась надежда. Я даже могу ей помочь. Не могу держать это в себе. Прости, что так не вовремя всё это вывалил. Тебе точно не до меня и моих проблем. Прости, вообще за всё… я бы очень хотел, чтобы мы помирились, и вытащи меня, плиз, из бана.
– Ты же понимаешь, что больше не будет как раньше?
– Будет лучше! Куда лучше! Я постараюсь. Я всё понял!
– Ты сказал, что тебе меня может заменить любая проститутка. И я для тебя лицемерная шкура.
– Мы уже выяснили, что я мудак, который не следит за словами. Я был не прав. Хочешь, можешь меня побить, когда выздоровеешь.
Инга тихо засмеялась и поморщилась:
– Не смеши меня, мне больно смеяться и нельзя, могут швы разойтись.
– Если смеёшься, значит, идёшь на поправку. Я очень соскучился, правда, – Паша запустил руку под одеяло, нашёл там ледяную стопу Инги. – Опять ноги холодные!
И принялся ей их массировать и согревать. Инга улыбнулась, блаженно прикрыла веки. Она обожала, когда Паша грел и разминал ей ноги, сразу расслаблялась, даже могла задремать от удовольствия.
– Я знаю, как тебя задобрить. Знаю, конечно, и другие способы, но мы тут не одни, – Паша бросил взгляд на женщин, которые явно грели уши от их разговора.
Бледные щёки Инги чуть порозовели. Она улыбнулась ещё шире, а потом открыла глаза и чуть прищурилась:
– Мне два месяца нельзя заниматься сексом, и вообще никакой физической нагрузки.
– Пофиг.
Инга приподняла брови:
– Хотя я ошиблась, врач сказал три месяца. Даже нет! Полгода!
Паша расхохотался, а потом осёкся, стал серьёзнее:
– Значит, полгода буду лишь массировать тебе ножки. Я найду способ сделать тебе приятно по-другому. Ты забыла, я же волшебник, и знаю, что ты любишь, – Паша достал из рюкзака чистые носки и нацепил их на согретые ножки Инги.
Было совершенно всё равно, что сорок третий размер на её тридцать шестом смотрелся, как гольфы. Инга вообще обожала Пашину одежду: постоянно надевала его футболки, толстовки, даже шорты, утопая в них. Пусть теперь пополняет коллекцию ещё и носками.
У неё в глазах мелькнули слёзы, она поджала губы. А Паше так хотелось сказать Инге всё: как он её любит, как она ему дорога, что он хочет быть только с ней, и что она вообще самая-самая. И он больше не хочет, чтобы было, как у Тима с Яной или у его родителей. Он хочет, чтобы у них всё было по-другому, по-своему, со своими ошибками и проблемами. Главное, чтобы что-то было, возможно, не всегда будет
