Она сдвигает ножки ко мне.
Чёрт! Она, что, дразнит меня?
Мои руки чешутся от того, что хотят прикоснуться к её коже и узнать: действительно ли она такая мягкая, как выглядит? Если бы она была любой другой женщиной, то я бы сделал это и многое другое прямо сейчас. Если бы она была кем–то ещё, то была бы сейчас без кофты и юбки, а я трахал бы её, пока она бы не кончила. Но она не просто кто–то другой. Она – Тру.
Она была моим лучшим другом, и сейчас им является, и всегда будет намного выше быстрого траха, независимо от того, что мой член говорит мне прямо сейчас.
Это самое запутанное чувство, которое я когда–либо испытывал в своей жизни. А я не путаюсь. Если я хочу что–то, я беру это, или делаю так, чтобы это произошло. Но я не могу поступить так с ней. Я фокусируюсь на её лице, избегая соблазна посмотреть на её ноги или сиськи в этом плане, и проявляю уважение, которого она заслуживает.
– Воды, пожалуйста – отвечает она. Её щёки снова краснеют.
Она вообще краснела, когда мы были детьми?
– Воды? – Переспрашиваю я. – Уверена, что не хочешь апельсиновый сок или что–то подобное?
Она качает головой.
– Только воды, спасибо.
– Стюарт! – кричу я.
Его лицо показывается через несколько секунд. Быстро. Бьюсь об заклад, что этот любопытный ублюдок стоит возле двери и подслушивает.
– Не мог бы ты принести стакан воды для Тру, а я пожалуй выпью апельсиновый сок.
Стюарт кивает, улыбается мне и уходит, чтобы принести нам наши напитки.
Носатый ублюдок подслушивает.
Я чувствую беспокойство. Мне нужно покурить, но я не хочу зажигать сигарету перед ней просто так.
– Это немного странно, да? – говорю я.
– Хм, немного, – она бросает на меня взгляд, сжимая свои полные губки вместе.
Я хочу поцеловать их, видеть их вокруг своего члена...
–Так, как ты живёшь? – спрашиваю я её.
– Хорошо. Отлично. Сейчас я музыкальный журналист, как ты заметил... – бормочет она.
Кажется, ей и правда некомфортно рядом со мной. Может, она не так рада увидеть меня, как я её.
– Ты всегда хорошо писала, – хвалю я её.
– Правда? – она выглядит удивлённой.
– Да, те истории, которые ты рассказывала, когда мы были маленькими, и ты использовала их, чтобы заставить меня сидеть и слушать, как ты их читаешь, – усмехаюсь я.
Она была такой милашкой в детстве. Её лицо краснеет.
– Боже, – стонет она, – Я была такой бестолковой.
Я смеюсь.
– Тебе было пять, Тру. Я думаю, мы можем простить бестолковость. – я запускаю пальцы в волосы. – И конечно, ты всегда любила музыку, так что понятно, почему ты объединила это. Ты всё ещё играешь на пианино? – спрашиваю её.
Она потрясающе владела клавишными. Я мог сидеть и слушать её часами в детстве.
– Нет. Я перестала... – она замолкает. Мне становится любопытно, – Я просто, эм, не играла долгое время. Знаешь, так получилось, – добавляет она, чувствуя себя неловко, – Хотя, конечно, ты не знаешь, – она указывает на мою гитару.
Я улыбаюсь ей, но не чувствую радости.
Почему ей так неловко со мной? Я думал, она будет злиться за то, что я перестал с ней общаться, но никак не чувствовать себя неловко. Это же не из–за этого дерьма с моей известностью? Она – единственный человек, которого я не ожидал увидеть. Я вздыхаю про себя.
Появляется Стюарт с нашими напитками. Тру благодарит его.
– Что–нибудь ещё? – спрашивает меня Стюарт.
Кроме неё?
Я вопросительно смотрю на Тру. Она качает головой.
– Нет, всё в порядке, спасибо, – говорю я, отпуская его.
Я делаю глоток своего сока.
– Я бы спросила тебя как ты, но... – она обводит руками весь номер.
– Да. Я в порядке, – я заставляю себя улыбнуться и потираю рукой подбородок. Наклоняясь вперёд, я ставлю сок на стол и ставлю локти на колени.
Девушка, которую я любил, всё ещё люблю, кажется, не скучала по мне, как я скучал по ней. Единственная девушка, которая значила многое для меня так долго, которую я был вынужден отпустить, но не забыл, просто боялся найти её, выглядит так, словно хочет оказаться в другом месте, только не со мной.
Так что да, у меня всё просто фан–чёрт–тастически.
Интересно, почему она тогда вообще пришла? Наверное, главный редактор заставил. Я чувствую себя такой задницей. Я здесь схожу по ней с ума, а она сидит вся такая равнодушная ко мне.
– Я следила за твоей музыкальной карьерой, – резко говорит она.
– Правда?
Теперь я удивлён. Не думал, что её это заботит.
– Конечно. Музыка – это моя работа.
Конечно, это так. Не потому что это я, а потому кем я являюсь.
– Но это не единственная причина, – добавляет она, – Я хотела посмотреть, что ты делаешь. И ты достиг очень многого. Я очень горжусь тобой, следя за тобой по телевизору, читая статьи о твоей музыке, и когда ты создал собственный Лейбл – я подумала: "Вау!"... и конечно, я купила все твои альбомы. Они действительно гениальные
Я не понимаю её. В одно мгновение она ведёт себя так, словно ей плевать на меня. В следующее, она подбирает слова, стараясь впечатлить меня тем, что делает.
Самый простой способ выяснить – спросить её. Я всегда раздумывал, чтобы сказать или спросить. Какой грёбаный смысл в том, чтобы сидеть, стараясь выяснить самому, когда ответ на ваш вопрос сидит прямо перед вами.
– Почему ты не связывалась со мной, Тру?
Она долго смотрит на меня. Я вижу, как замешательство мелькает на её лице.
– Эм, с тобой не так уж легко связаться, Мистер Известная Рок–звезда. – Я слышу, как в конце её голос ломается.
Точно, она зла, что я перестал с ней общаться. С этим ещё можно что–то поделать. С равнодушием – нет. Но со злостью – да. И злость делает её такой горячей сейчас. Даже жарче, чем это возможно.
– Да, это я. Один из самых доступных, недоступных людей на планете, – я смотрю на неё.
Я даю ей преимущество, потому что прямо сейчас хочу разозлить её ещё больше. Я хочу, чтобы она произнесла вопрос своими сексуальными губами, тогда у нас будет повод для разговора. А также я представляю себе злую Тру, очень злую и горячую Тру.
Я продолжаю смотреть на неё, но она молчит. Что за чёрт?! Почему она не пытается надрать мне задницу прямо сейчас?
Тру, которую я знал, порвала бы меня на кусочки. Может, она уже не та? Она кажется прежней, но может, и нет. Мне нужно покурить. Грёбаное ожидание. Я достаю одну сигарету из кармана и зажимаю губами.
– Ты куришь? – спрашиваю я.
– Нет.
– Хорошо, – Нет ничего хуже курящей женщины, если вы спросите меня, – Не против, если я закурю? – обычно я никого не спрашиваю. Я хочу курить – я курю, но здесь, кажется уместнее спросить.