После возвращения мамы и Кости мы старались вести себя… хорошо. Никаких прикосновений и тем более поцелуев вне его или моей комнаты. Только порою бросали друг на друга красноречивые взгляды. Слава богу, никто их не замечал — Костя пропадал в компании, где снова случился какой-то апокалипсис, а мама плохо себя чувствовала. Большую часть дня она проводила в своей спальне, почти ни с кем не разговаривая, и мне казалось, будто мама погружена в какие-то свои мысли. Лишь рядом с Костей она оживала и улыбалась, по крайней мере, старалась улыбаться. Мне казалось, с мамой что-то происходит, но что, я понятия не имела и переживала. Пару раз я слышала, как она плачет, а однажды видела из окна, как разговаривает с кем-то по телефону, и не могла понять, по какому из двух. В голове роились самые разные мысли, которые я боялась озвучить даже сама себе.
А вдруг это действительно была… она? В тот раз, когда Игнат обвинял ее в предательстве отца? Нет, нет, нет! Моя мама не такая, она не могла так поступить. Не могла! Да и Игнат сказал, что ему показалось. Когда я думала об этом, мне становилось так страшно, что казалось, сердце от испуга вот-вот вылетит из груди, и я старалась избегать этих мыслей. Все, что угодно, кроме этого.
Несколько раз я пыталась поговорить с мамой, вывести ее на откровенность, но она неизменно отвечала, что просто плохо себя чувствует из-за беременности.
— Возраст не юный, — тихо говорила мама раз за разом, гладя меня по волосам. И просила посидеть с ней.
Тогда я с ногами забиралась в кресло рядом с кроватью, доставала одну из детских книг, заранее купленных для малыша, и читала ей вслух. Когда-то сказки читала мне мама, а теперь это делала я, в надежде, что будущий братик или сестренка слышит мой голос. Однажды я читала ей книгу в гостиной, у камина, и в это время пришли Костя и Игнат, приехавшие из офиса в кои-то веки вместе. Костя сел на диван рядом с мамой и обнял ее, а Игнат опустился во второе кресло напротив меня, и я читала уже не только для мамы и малыша, но и для них. Удивительно, но и у отчима, и у Игната взгляд стал теплым, искристым. Жесткие черты лица Кости разгладились, а лицо моего любимого человека стало спокойным. Я читала почти час, а они втроем просто слушали, пили ягодный чай и время от времени переглядывались. Уютно трещал камин, а плед, которым отчим заботливо укрыл мои ноги, грел. И, наверное, в этот вечер я ощутила особую семейную теплоту, от которой щемило в груди. Будто в солнечном сплетении раскрывались бутоны прекрасных цветов.
Мама и Костя ушли первыми, вернее, отчим унес ее на руках, когда она начала засыпать. То, как он уважительно и трепетно относился к маме, нравилось мне, и я смотрела им вслед с полуулыбкой. Ко мне подошел Игнат, склонился и нарушил наше правило. Поцеловал — без страсти, от которой подгибались коленки, а мягко-мягко. Это был поцелуй-приветствие. Поцелуй, говорящий: «Я тут, я с тобой, я пришел к тебе». Его губы стали знакомыми, и запах — тоже. Но каждый раз, когда Игнат оказывался со мной, я наслаждалась его поцелуями, как в первый раз.
— Как прошел день? Все хорошо, малышка? — прошептал Игнат, садясь на подлокотник кресло и обнимая меня.
— Да, — ответила я. — А у тебя?
По его лицу пробежала тень.
— Нормально.
— Точно?
— Ну… У отца проблемы, конкурент давит, — туманно ответил Игнат. — Я раньше не думал, что бизнес — это так сложно.
— Он ведь справится? — спросила я с тревогой.
— Конечно. Всех порвет.
Игнат вдруг резко встал, будто что-то услышав, и пересел в свое кресло. И как только он опустился в него, закинув ногу на ногу, появился Костя. Слава богу, он ничего не увидел.
— Забыл телефон, — сказал отчим и вдруг улыбнулся. — Рад, что вы поладили, ребята. Яра, я же говорил — сын у меня хоть и дурной, но хороший.
Услышав это, Игнат поморщился, а мне стало смешно. Знал бы бедный Костя, как мы поладили…
— Он тебя не обижает? — продолжал отчим.
— Нет, — отозвалась я. — Все хорошо.
— С чего это я должен ее обижать? — фыркнул Игнат. — Так говоришь, будто бы я ребенок.
— Для меня ты и так ребенок, — вдруг сказал Костя. — Ладно, вернусь к Лене. Не сидите долго, идите спать.
И он ушел, а мы с Игнатом просто сидели у камина и разговаривали. Его голос меня успокаивал.
Несмотря на слова мамы о том, что все хорошо, на сердце оставалось неспокойно. И время от времени я вспоминала Стасика, которого встретила перед свадьбой. Вдруг это он не оставляет маму в покое? Хочет, чтобы она вернулась или… Требует у нее чего-то? Денег за молчание, например. Шантажирует. По нему ведь видно — настоящий козел, своего не упустит. И взгляд сальный, что аж мурашки по коже. Я так переживала, что даже встретилась с Оксаной, которая стала-таки любовницей того самого депутата со свадьбы, и по этому поводу сменила имидж — теперь нарастила длинные иссиня-черные волосы и помолодела лет на десять после какой-то швейцарской косметологической клиники.
Приехав к Оксане домой после университета, я прямо спросила, не знает ли она, что происходит с мамой.
— А что с ней происходит? Ты вообще о чем? — с удивлением спросила мамина подруга, когда мы сидели у нее на кухне и пили чай. Разумеется, весь стол был заставлен едой — иначе Оксана меня никогда не встречала.
— Мама какая-то не такая, она будто чего-то боится, — честно сказала я. — Может, у нее что-то произошло, а она скрывает?
— Да все с ней нормально, Ярка, не выдумывай, — отмахнулась Оксана. — Твоя мама беременная, в ее организме произошел гормональный взрыв, тут немудрено поехать кукушкой. Хотя, если честно…
— Что? — навострила я уши.
— Если честно, она боится, что с ребенком может быть что-то не то. Насмотрелась страшных передач, теперь трясется — вдруг родиться больной? — вздохнула Оксана, и мне показалось, что несколько наигранно. — Короче, девочка моя, не тревожь мать ерундой. Человек в положении. Просто поддержи.
— Поддержу, конечно, всегда на ее стороне буду, — сказала я, а Оксана потрепала меня по щеке.
— Хорошая ты девчонка, Ярка. Светлая. Я о такой дочери, как ты, только мечтаю. Только… У меня детей уже никогда не будет, — вдруг горько произнесла Оксана. — За ошибки молодости нужно расплачиваться. Я-то раньше в такие вещи не верила, мне плевать было на все, кроме себя. А теперь понимаю — за свои грехи мы заплатим сполна. Каждый. Каждый, Ярка. А ты на мать все больше походишь. Такая же красавица. Вам с ней повезло, что под крылом у Елецкого, держись его он мужик хороший. Тебя чуть ли не дочкой считает. Этот-то засранец, сыночек его, тебя не обижает? — неожиданно сменила она тему, словно опомнившись.
Я улыбнулась.
— Игнат? Нет, мы нормально общаемся.
— Запал на тебя? Он на свадьбе с тебя глаз не спускал. — Или ты на него запала? — хитро сощурилась Оксана. — Ярка, возьми его в оборот, всегда при бабле будешь.
— Я за отношения по любви, — отозвалась я.
— Го-о-ордая, — покачала головой Оксана. — Вот поэтому уважаю тебя. Кстати, я тут в октябре моталась в наш родной город, слышала, что отец твой несколько лет как переехал.
Отец. От этого слова я окаменела. Кровь прильнула к щекам, а в груди заныло. Да какой он мне отец? Он мне никто!
— И, говорят, начал своим делом заниматься…
— Нет, — резко сказала я, перебивая Оксану. — Не хочу ничего про него знать. Ничего. Ничего!
Кажется, Оксана не ожидала такой реакции и замолчала.
— Прости, — только и сказала она. — Не подумала.
Попрощались мы с ней тепло, и я уехала на нашу с мамой квартиру, чтобы взять кое-какие вещи. Потом отправилась в особняк, переписываясь со Стешей и думая, думая, думая…
* * *
— Повернись. Еще повернись. Встань в соблазнительную позу. Вот так. Молодец. Сними халатик. Вот так, умничка, — хладнокровно командовал Стас Далевский, владелец брачного агентства, под которое было замаскировано агентство эскорт-услуг. Одна из девушек-претенденток — нежная темноволосая красавица — старательно выполняла все его приказы.
