Больше ста! Какая старая! И настолько современно выглядит при этом!
Под башней, как и следовало ожидать, толпились туристы. Они клали фотоаппараты на землю, наклонялись над ними и снимались так, чтобы их лица вышли на фоне уходящей ввысь металлической конструкции. Мы тоже снялись таким образом. Правда, получилось далеко не с первого раза: нависающие над фотоаппаратом лица выходили смешными, одутловатыми и со странными выражениями. После того, как нам наконец удалось снять нечто удобоваримое, мы решили подняться на верх башни.
Наверх ходил лифт, и подъем в нем был платный. Цена зависела от этажа. Ехать всего лишь на первый этаж нам показалось неинтересным, на третий — слишком дорогим. Поэтому мы выбрали второй. Этого оказалось достаточно, чтобы еще раз полюбоваться прекрасным видом.
Оказавшись на втором уровне, я подошла к краю смотровой площадки и увидела тот Париж, о котором столько мечтала. Как из рекламы мыла, только лучше! Тысячи желтых и зеленых огней украшали расположенные внизу здания, мосты, проезжие части, Марсово поле и площадь Трокадеро. Хотелось ухватить этот вид, унести его с собой… Но на фотоаппарате в ночном режиме выходили лишь разноцветные полосы, пятна и загогулины. Даже если мне удавалось держать руки достаточно ровно для длинной ночной выдержки, аппарат запечатлевал лишь плоскую копию небольшого кусочка пейзажа, которая не шла ни в какое сравнение с цельной картиной и не могла передать атмосферы, в которой мы оказались.
По периметру смотровой площадки, опоясывающей башню, стояло несколько телескопов. Правда, прильнув глазом к одному из них, я ничего не увидела: для того чтобы устройство заработало, надо было кинуть в него монетку. Некоторые туристы, гуляющие с нами, делали это, но мы пожалели денег. А еще на Эйфелевой башне фотографировалась пара новобрачных. Сначала это показалось мне ужасно романтичным, и я размечталась, как однажды окажусь на месте этой невесты с Адамом, Фабьеном или Энтони (да-да, я о них не забыла!), но потом на лицах молодых стал заметен отпечаток усталости. Несмотря на то что мы пробыли на смотровой площадке довольно долго, жених и невеста уже фотографировались, когда мы пришли, и продолжали это делать, когда мы уходили.
Кстати, об уходе. Вниз мы ради интереса решили пройтись пешком. Раньше мне почему-то не приходило в голову, что внутри Эйфелевой башни есть лестницы! А они были: изящные, металлические, с плавными, изогнутыми, по моде столетней давности, контурами. И ужасно тряские! Ощущение было, будто лезешь по стремянке. Карина и Ира канючили, что им страшно, они устали и надо было поехать на лифте, но для меня путешествовать пешком внутри Железной Дамы было удовольствием. Я успевала не только идти, но и вертеть головой и даже фотографировать на ходу. Обратило на себя внимание то, насколько пупырчатой оказалась башня внутри.
— Маринка, это прыщи?
— Скажешь тоже, малявка! Это заклепки. Башню клепали: соединяли части с помощью металлических штырьков, которые расплющивали с концов. Сварку-то тогда еще не изобрели!
Домой — вернее, к Доминик — мы добрались лишь к десяти часам вечера. Неудивительно, что ужин уже ждал нас и даже успел остыть. Мадам подала к столу отварные вилки неизвестного нам растения. На наш вопрос, что это, она ответила: «Лез андив». Но такого слова мы не знали.
«Лез андив» оказались на редкость невкусными. На вид они походили на кукурузные початки, только такие, которые не имели внутри самой кукурузы, а состояли из одних листьев. На вкус тоже.
— Трава травой, — поморщилась Марина, когда гостеприимная Доминик оставила нас один на один с ужином.
— А мне напоминает лук вареный, — сказала Ира.
— Фу! — оборвала ее Карина. — Только не говори мне про лук, а то стошнит!
— Завтра надо будет взять что-нибудь вкусненькое на вечер, — заметила я. — Заесть эти андивы, если снова их дадут.
Мы быстренько набили животы вареной травой, стараясь не обращать внимания на ее вкус, засунули посуду в посудомойку и поднялись наверх. Там во взятом с собой словаре Марина отыскала слово «андив». Перевод был «эндивий». Что это такое, никто не знал. Да и не интересовался особо.
Мы слишком хотели спать.
Так хотели, что снова уснули прежде, чем наши постели успели прогреться.
Глава 4
Я становлюсь интриганкой
Следующий день начался так же, как и предыдущий: с раннего подъема, бутербродов с маслом и вареньем, похода к метро и приезда в школу. На этот раз нас ждали настоящие занятия. Объявления с информацией о том, кто к какой группе приписан, были уже вывешены во внутреннем дворике, где две какие-то китаянки (или японки?) играли в настольный теннис.
Мою учительницу звали Дельфина. Она меня сразу как-то расположила к себе: с одной стороны, внешностью и мимикой она напоминала старинных певиц вроде Эдит Пиаф или Паташу и поэтому выглядела как образец настоящей, «правильной» француженки; с другой — одевалась очень просто, носила спортивную кофту и джинсы, да и вела себя соответственно — без снобизма, без важности, по-молодежному. Что и говорить, наших школьных училок, особенно Галину Павловну, Дельфина не напоминала ничем! Никто никого не воспитывал, никто ничего не зубрил: мы просто общались о том о сем по-французски, играли и узнавали кое-какие языковые тонкости.
В группе я, похоже, оказалась самой младшей. Остальным ребятам на вид было не меньше восемнадцати, некоторые даже были уже женаты. Большинство составляли японцы: девочки Миоко, Киоко, Риоко и Акико и мальчик Итсуши. Все они смотрелись очень аккуратно и производили впечатление воспитанных людей. Совсем иначе выглядели американцы Дэвид и Джейн: мальчик сидел на занятии прямо в шапке и ел какие-то бутерброды, а девочка чавкала жвачкой и то и дело подтягивала штаны, больше похожие на колготки. Надо же, а я-то думала, что все россказни про бескультурность американцев — просто пустые стереотипы! Еще была девочка по имени Самира, которая сказала, что она из Косова. Я хотела было сказать, что такой страны нет, а есть Сербия, но промолчала: девочка показалась мне злой, агрессивной. Хотя это, наверное, тоже стереотипы… Самой старшей среди нас была Валентина: маленькая смешная тетенька из Перу, узкие глаза и темная кожа которой выдавали в ней индейские корни. Наконец, был в группе человек, с которым я могла общаться не по-французски: некая Наташа с Украины, которая недавно вышла замуж за парижанина и ходила на эти курсы для адаптации.
— Слушай, — спросила я у нее в рекреации, куда все спустились на перемене. — А что тут за компьютеры стоят? Ими можно пользоваться?
