Мэг Кэбот - Дневники принцессы

И тут я все вспомнила, удивительно, как я могла забыть: я – принцесса!

О господи! Мое хорошее настроение сразу улетучилось. Папа меня увидел и сказал:

– Ах, Миа…

Я сразу поняла, что мне сейчас достанется. «Ах, Миа» папа говорит только тогда, когда собирается прочесть мне длиннющую лекцию. Он аккуратно так свернул газету и положил на стол. Папа всегда сворачивает газеты аккуратно, чтобы краешки страниц совпадали. Мама ничего такого не делает, она обычно мнет страницы и бросает их или на диване, или возле туалета. Папу такие вещи ужасно бесят, наверное, именно по этой причине они не поженились.

Мама, как я заметила, поставила на стол наши лучшие тарелки из «Кеймарта»,[9] те, которые в голубую полоску, и зеленые пластмассовые стаканчики в форме кактусов из «Икеа». Она даже поставила на середину стола букет из ярких искусственных подсолнухов в желтой вазе. Я знаю, что она все это сделала, чтобы поднять мне настроение, к тому же, чтобы все это успеть, она наверняка очень рано встала. Но вместо того, чтобы повеселеть, я еще больше погрустнела. Мне сразу подумалось, что они там во дворце, в Дженовии, наверняка не пьют из зеленых пластмассовых стаканов в форме кактусов.

– Миа, нам нужно поговорить, – сказал папа.

Именно так всегда и начинаются его самые ужасные лекции. Только на этот раз перед тем, как начать, он посмотрел на меня как-то странно.

– Что у тебя с волосами?

– А что?

Я потрогала голову. Мне-то казалось, что сегодня у меня голова в кои-то веки в приличном виде.

– Филипп, с ее волосами все в порядке, – сказала мама. Обычно она старается по возможности избавить меня от папиных нотаций. – Миа, проходи и садись, давай завтракать. Сегодня я даже подогрела к французским тостам сироп, как ты любишь.

Я оценила этот мамин жест, правда оценила, но я не собиралась садиться и разговаривать о моем будущем в Дженовии. Поэтому я сказала:

– Ой, мама, я бы с удовольствием, но мне нужно идти. У меня сегодня контрольная по мировой истории, и мы с Лилли договорились встретиться до начала занятий и вместе просмотреть конспекты…

– Садись.

Боже, когда папа захочет, он действительно может говорить, как настоящий капитан звездолета.

Я села. Мама положила на мою тарелку несколько французских тостов. Я полила их сиропом и откусила кусочек – просто из вежливости. На вкус тосты были как картон.

– Миа, – сказала мама. Она все еще пыталась спасти меня от папиной лекции. – Я понимаю, как ты из-за всего этого расстроена, но в самом деле все не так плохо, как тебе кажется.

Ну да, конечно. Мне ни с того ни с сего сообщают, что я принцесса, и я, выходит, должна этому радоваться?

– Я хочу сказать, что большинство девочек были бы, наверное, счастливы узнать, что их папа – принц.

Только не мои знакомые девчонки. Хотя, пожалуй, это не совсем так. Лане Уайнбергер наверняка бы понравилось быть принцессой. Если разобраться, она и так считает себя принцессой.

– Ты только подумай, сколько у тебя будет красивых вещей, если ты переедешь в Дженовию.

Мама стала перечислять вещи, которые у меня появятся, если я перееду в Дженовию, ее лицо как будто засветилось изнутри, но голос звучал как-то странно, как будто она играла мамашу в каком-нибудь телесериале.

– Например, машина! Здесь, в Нью-Йорке, иметь машину очень непрактично, но в Дженовии, я уверена, когда тебе исполнится шестнадцать, папа купит…

На это я заметила, что в Европе и так достаточно проблем с экологией и я не хочу вносить свой вклад в загрязнение окружающей среды. Автомобильные выхлопы – одни из главных виновников разрушения озонового слоя.

– Но тебе всегда хотелось иметь лошадь, не так ли? В Дженовии ты можешь ее завести. Красивую серую кобылу в яблоках…

Это меня достало.

– Мама… – У меня выступили слезы на глазах, и я ничего не могла с этим поделать. И вот я уже вся в слезах, рыдаю, как ненормальная. – Мама, что ты говоришь? Ты что, правда хочешь, чтобы я жила с папой? Ты от меня устала или, может, я тебе надоела? Или ты хочешь, чтобы я уехала с папой, чтобы ты и мистер Джанини могли… могли…

Я не закончила, потому что разревелась так, что не смогла больше говорить. Но к тому времени мама тоже плакала. Она вскочила со стула, обошла вокруг стола и стала меня обнимать.

– О, нет, дорогая, как ты могла такое подумать? – Она больше не была похожа на мамашу из сериала. – Я просто хочу для тебя лучшего.

– Как и я, – сказал папа с раздражением.

Он скрестил руки на груди, откинулся на спинку стула и наблюдал за нами с недовольным видом.

– Так для меня лучше всего остаться здесь и закончить школу, – сказала я ему. – А потом я вступлю в «Гринпис» и буду помогать спасать китов.

Вид у папы стал еще более недовольный. Он сказал:

– Ни в какой «Гринпис» ты не вступишь.

– Нет, вступлю. – Мне было трудно говорить, потому что я плакала и все такое, но я все-таки сказала: – А еще я собираюсь в Исландию, чтобы спасать детенышей тюленей.

– Ну уж нет, ничего подобного. – Теперь папа был не просто раздражен, он прямо-таки на стенку лез от злости. – Ты поступишь в колледж и продолжишь учебу. Возможно, в Вассар или в колледж Сары Лоуренс.

Я еще сильнее заплакала. До того как я смогла еще что-нибудь сказать, мама протянула руку.

– Не надо, Филипп, так мы ничего не добьемся. Миа все равно пора в школу, она уже опаздывает.

Я огляделась и стала искать рюкзак и плащ.

– Да. Мне пора. Мне еще нужно пополнить карточку метро.

Папа издал странный французский звук, который он иногда издает. Что-то среднее между фырканьем и вздохом, похоже на «пф-ф-у». Потом он сказал:

– Тебя отвезет Ларс.

Я сказала папе, что в этом нет необходимости, потому что мы каждый день встречаемся с Лилли на Астор-Плейс и вместе едем на шестом поезде.

– Ларс может отвезти вас двоих.

Я посмотрела на маму. Она посмотрела на папу. Ларс – это папин водитель, он сопровождает папу везде и всюду. Сколько я знаю папу – ладно, чего уж там, всю жизнь, – у папы всегда был шофер, обычно это какой-нибудь большой мускулистый дядечка, который раньше работал на президента Израиля или кого-нибудь в этом роде. Теперь-то я, конечно, понимаю, что эти ребята были совсем не водителями, а телохранителями.

Но дело не в этом. Не хватало еще, чтобы меня привез в школу папин телохранитель. Как прикажете объяснить это Лилли?

«О, не обращай внимания, это просто папин шофер».

Ну да, еще чего? В школе имени Альберта Эйнштейна есть только один человек, которого привозит шофер, – это Тина Хаким Баба, дочка страшно богатого владельца нефтяной компании из Саудовской Аравии. В школе над ней все смеются, потому что ее родители ужасно боятся, что ее могут похитить где-нибудь между углом Семьдесят пятой улицы и Мэдисон-авеню, где находится наша школа, и углом Семьдесят пятой улицы и Пятой авеню, где она живет. У нее даже есть телохранитель, он ходит за ней из класса в класс и переговаривается по рации с шофером. Мне лично кажется, что это немножко чересчур.