Сандра Браун - Держи меня крепко

– На здоровье. А теперь оба убирайтесь с моей дороги. Идите себе гуляйте.

Через святая святых Грейси – кухню – они вышли из дома.

– Она готовит для всех ваших рабочих? – Энди уже знала, что ранчо Рэтлифов похоже на маленький городок, на территории которого живут несколько десятков ковбоев со своими семьями.

– Многие годы она готовила для одиноких мужчин, которые жили во флигеле. – Он указал на здание слева от входа во внутренний двор. – Но, когда отец заболел, я нанял для той кухни другую кухарку. Теперь самая главная забота Грейси – следить за его здоровьем, когда я в отъезде. Она приехала сюда с моими родителями, – продолжал он, – когда построили этот дом. Мне было десять лет, когда умерла моя мать. И с тех пор Грейси заботилась обо мне.

По аллее, обсаженной дубами и ореховыми деревьями, они шли вниз к реке. Был великолепный вечер. В темно-фиолетовом небе, словно театральная декорация, висел рогатый месяц. Легкий ветерок приятно холодил их лица. Пахло свежевскопанной, влажной землей.

– Вы помните свою мать?

– Это печально, но я помню только свои впечатления о ней. Для меня мать – это нежность, доброта, тепло. Но, может быть, все дети так думают о своих матерях. – Он улыбнулся, и в сгущающихся сумерках его зубы блеснули ровной полоской. – Я помню, что она всегда как-то по-особенному пахла. Не уверен, что с тех пор мне встречался запах таких духов, но я даже сейчас бы узнал ее по этому аромату. Ее звали Розмари.

– Да, в газетах сообщали, что ваш отец очень часто писал ей с войны. Наверное, они были очень близки.

– Да. Но редко. – Он не смог скрыть раздражения и быстро переменил тему. – А что ваши родители?

– Мама живет в Индианаполисе. Отец умер несколько лет назад.

– Чем он занимался?

– Он был известным журналистом. Его колонки печатались в нескольких газетах.

– Значит, интерес к журналистике проснулся в вас еще в детстве?

Что это – первая попытка вывести ее из равновесия?

– Да, думаю, это так, – спокойно ответила она.

По приглушенному гулу Энди поняла, что они подошли к реке, и действительно, скоро они увидели бурную реку, несущую свои кристально чистые воды вниз, от подножия холмов.

– Какая чистая вода! – воскликнула Энди.

– Днем увидите лучше. Вода фильтруется, проходя через известняковую породу на протяжении многих миль своего пути. Можно сказать, что это самая чистая вода в штате.

– А деревья! Они так красивы. – Запрокинув голову, Энди вглядывалась сквозь узорчатую листву кипарисов в звездное небо. – Вы ее любите, правда? Эту землю?

– Да. Многие думали, что я выберу для себя карьеру военного, как и мой отец. Но он ушел из армии еще до того, как я стал достаточно взрослым, чтобы понять, что в своей жизни он занимался не только сельским хозяйством. Сколько я себя помню, мы жили здесь. Обязательное образование я получил в Нэме, а когда пришло время идти в армию, надеялся, что никому не придет в голову как-то связывать меня с моим знаменитым отцом. Военная служба не для меня.

Лайон помолчал.

– У меня еще есть коммерческая недвижимость. Но моя настоящая любовь – земля. – Он широко раскинул руки, словно стремясь охватить все: и деревья, и эту реку, и эту ночь.

– Жаль, что только вы вдвоем наслаждаетесь вашим миром, – сказала Энди и тут же пожалела о своих словах.

– Если вы хотите знать, почему я так и не женился, отчего вы не спросите прямо, миссис Мэлоун? Не ожидал от вас подобного жеманства.

– Я вовсе не…

– К вашему сведению, – натянуто сказал он, – я был женат. Этот кошмар длился три года. А когда ей осточертели ранчо, дом, мой отец и я, она собрала вещички и смоталась. Больше я ее не видел. Развод моя жена получила, воспользовавшись почтовыми услугами дядюшки Сэма и чудесным изобретением Александра Грейама Белла.[3]

– И теперь вы вымещаете ненависть к ней на других женщинах? – Энди стояла, прислонившись к кипарису.

– Нет. Прежде чем возненавидеть человека, нужно испытывать к нему хоть какие-то чувства. А какие бы чувства я ни испытывал к своей бывшей жене, они умерли во мне в тот момент, когда она уехала. Поэтому скажем так: я не доверяю представительницам женской половины человечества.

– Значит, вы закончите жизнь убежденным холостяком?

– Не сомневаюсь.

– Думаю, что дамочки в Кервилле не захотят с этим смириться, – подзадоривая его, сказала Энди, вспомнив, как заинтересовалась им служащая из гостиницы. – Разве они не охотятся за вами?

– Да. Каждая мамаша с дочкой на выданье готова бросить ее в мои объятия. Меня познакомили с каждой разведенной женщиной в городе. Все безнадежно. Был случай, когда меня пытались свести с молодой вдовой, подстроив так, что я оказался с ней рядом за обеденным столом. А тогда прошло меньше месяца, как умер ее муж.

– Значит, вы презираете и отвергаете женщин?

Лайон оторвался от огромного валуна, прислонившись к которому он стоял, и подошел к Энди совсем близко.

– Нет, я не отвергаю женщин. Я только сказал, что не женюсь. Мне выпало несчастье – нет, счастье, это все-таки более правильно – быть подверженным тем же плотским грехам, каким подвержен любой мужчина.

В его голосе зазвучали вкрадчивые, бархатные нотки.

Неожиданно испугавшись, Энди отвернулась от Лайона и взглянула на реку.

– Я… Я думаю, это удачное место для натурных съемок. Конечно, шум воды – большая помеха, но…

Энди замерла. Она почувствовала на своих плечах его руки, сильные, нежные, горячие руки. Он повернул ее к себе:

– Вы, наверное, умираете от любопытства?

Энди ощутила на лице его теплое дыхание.

– Любопытства? – Голос ее сорвался. – Любопытства из-за чего?

– Из-за меня.

– А что именно мне должно быть любопытно?

– Например, на что это похоже, когда до тебя дотрагивается, а тем более целует ковбой с бычьей шеей? Разве не об этом вы подумали, когда впервые увидели меня?

– Нет, – солгала она.

Именно об этом она думала при их первой встрече, но ей и в голову не приходило, что он может догадаться о ее мыслях.

Он снова заговорил. И она почувствовала, что тает от звуков его голоса. Такой голос мог бы растопить глыбу льда.

– Когда вы получили назад свои письма, вы не восприняли это как отказ. Вы подумали, что приедете сюда, приласкаете этого деревенского парня, он потеряет от вас голову и разрешит взять интервью у отца. Вы были уверены, что я размякну, стоит мне только увидеть ваши золотистые глаза, бархатную кожу, шелковистые волосы и сексапильную фигурку. Так?

– Нет!

Он был несправедлив. Энди действительно страстно желала, чтобы он обнял ее покрепче, даже если он посмеется над ней потом.