Когда я нашла в себе силы вылезти, я обернулась полотенцем и вышла в комнату. Саша сидел на диване и приговаривал виски. С того момента, как он сел в мою машину, бутылка почти опустела.
Я подошла к нему, и взялась за горлышко. Сделав большой глоток и допив остатки, я зажмурилась от обжигающего вкуса и села на диван. Бутылку я поставила на пол. Уставившись на темный экран большого плазменного телевизора, я принялась искать невидимую точку. Она должна быть где–то здесь, я уверена. Она мне так необходима.
– Хочешь есть? – спросил где–то вдалеке голос Саши, и я резко помотала головой.
При одной мысли о еде меня снова затошнило.
Я наклонилась и уперлась лбом в свои колени. Саша спокойно сидел на диване, закинув ногу на ногу. Потом он пошевелился, и я почувствовала, что уползаю с дивана к нему на ноги.
– Тшшш, – шикнул он, – Все хорошо.
Он принялся качать меня, как маленькую, и я снова заплакала. Перед глазами то и дело мелькали образы сегодняшней ночи:
Осколки на асфальте.
Смятый капот.
Снежинки, кружащие в воздухе.
– Даша, – подмигнула мне блондинка.
Светлые стеклянные глаза, смотрящие прямо на меня.
Голубая птица, покрытая тонким слоем снега.
Синие маячки.
– Забирай его, мне надоело все это дерьмо!
Эвакуатор.
Скорая.
Кровь.
– Все хорошо, – повторил родной голос надо мной, и я провалилась в сон.
Лучше бы я проснулась.
ГЛАВА 9
Я разглядываю цветные фотографии, и с интересом вытаскиваю одну из пачки. На ней изображена маленькая птичка с длинным клювом. Она сфотографирована в полете, макросъемкой, и я могу видеть каждое ее перышко. Она очень яркая, разноцветная, как радуга. Горло у нее матово–алое, животик блестяще–синий, по бокам горла выступают синие перья в виде воротника, хвост и голова – салатовые. Я беру снимок и подбегаю к отцу:
– Папа, а кто это?
Отец улыбается одной из своих покровительственных улыбок, берет меня на руки и сажает к себе на колени. Он смотрит на фотографию, а потом переводит взгляд на меня.
– Это колибри–ангел, – говорит он, – Красивая, правда?
– Очень. А где она живет? – не унимаюсь я.
– В Бразилии. Это очень далеко, за океаном.
– А она не прилетает к нам зимовать? – спрашиваю я, насупившись.
– Нет, детка, она никогда не покидает своих мест. Она очень маленькая и хрупкая, не умеет ходить по земле.
– Почему?
– У нее слишком тоненькие и слабые ножки. Совсем как у тебя, – отец щекочет меня в пятку, и я хихикаю.
Потом картина изменилась. Я стояла в больничной палате со светло–зелеными стенами и пряталась за мамой.
– Алиса? – сказал незнакомый мне голос, – Алиса, дочка, подойди.
Я неловко вышла из–за маминой спины и посмотрела на мужчину, лежащего на больничной койке. Когда я подошла ближе, я с трудом узнала в его измученном химиотерапией лице, своего отца. Тонкие трубки вели к его рукам, в них текла какая–то прозрачная жидкость. Присмотревшись внимательнее, я поняла, что его руки… Они стали больше похожи на мои. Тонкие, как спички, с тугими, выпирающими венами.
– Папа? – выдавила я из себя, душа подступающие слезы.
– Птичка моя, это я. Я так по тебе соскучился… – тихо сказал он.
Это было больше похоже на стон.
– Папа, я здесь. Я с тобой.
– Алиса, я так тебя люблю, – начал говорит он в бреду, – Ты – все в моей жизни.
– Я знаю, пап.
Мой голос сорвался, и я начала плакать.
– Папочка, все будет хорошо. Ты поправишься. Обязательно поправишься.
– Конечно, – выдохнул он и посмотрел на меня невидящим взглядом, – Я поправлюсь. Я люблю тебя, Алиса. Я так тебя люблю… – повторил он.
– Я тоже тебя люблю, папа, – всхлипнула я.
– Алиса? – выдернул меня из сна голос Саши.
Я открыла глаза и уставилась в белый потолок.
– Да, – прохрипела я.
– Тебе кошмар приснился.
Я повернула голову и нашла его сидящим на краю кровати. Он обеспокоенно смотрел на меня, и мне показалось это не правильным.
– Я в порядке.
Подтянувшись на руках, я села на кровати. Потрогав свою шею, я по привычке стала искать волосы на затылке, которых не было. Откинув челку, я спросила:
– Сколько времени?
– Десять утра.
– Мне нужно одеться.
Саша вскинул брови и бросил на меня удивленный взгляд.
– Моя сумка в коридоре, кажется, – выдавила я, и он поднялся.
– Сейчас принесу.
Когда он скрылся, я спустила ноги на пол и прикрылась одеялом.
– Держи, – Саша вырос в дверном проеме и подошел к кровати.
Он поставил на нее мою сумку и уселся рядом с ней.
– Выйди, – сухо сказала я.
Он нахмурился:
– Не понял.
– Выйди, – повторила я.
– Алиса, я видел тебя голой, – он вздохнул, – И не один раз.
– Выйди, я сказала! – рявкнула я, и он поднял руки.
– Ладно, ладно. Я выйду. Кофе?
Я кивнула и уставилась на него. Показав пальцем на дверь, я скрестила руки на груди. Он ухмыльнулся и вышел из комнаты, задвинув темно-серую дверь-гармошку наполовину.
Я вздохнула, и открыла свою сумку. Достав оттуда белье и одежду, я быстро натянула все это на себя и полезла в косметичку за зубной щеткой. Взяв розовую крошку в руку, я поковыляла в ванную и почистила зубы. К тому времени, как я привела себя в порядок, гостиная наполнилась запахом кофе.
Выйдя из ванной, я уставилась на боссову спину, спокойно сидящую на диване и смотрящую утренние новости. Свой кофе я нашла на кухне, примыкающей к гостиной. Я взяла чашку, и сделала несколько глотков, а потом подошла к дивану.
– Ты сам–то как? – спросила я Сашу, усаживаясь на белое сиденье.
– Нормально, – ответил он с непроницаемым лицом.
Вот это выдержка.
Я, молча, пила свой кофе, не сводя с него глаз. Что–то странное было в его поведении. Меня не покидало ощущение, что он чему–то радуется. Наверное, меня глючит.
