– Валяй, – кивнул папа, вытягивая верхнюю губу, чтоб было удобнее подбрить щетину над нею.
– Ну, в общем, Кучер повел Машину в цирк, она там увидела, какие из себя лошади, и захотела тоже по арене бегать вместе с ними, но ее не взяли, ну а потом… даже не знаю. Пап, а как бы ты продолжил? – выпалила я торопливо.
– Милочка моя, прежде всего, я не стал бы так лихо накручивать кучу деталей с самого начала, – папа промокнул вафельным полотенцем остатки пены, – у тебя прямо-таки компот из деталей получился. Стихи надо сочинять осмысленно, последовательно. Каждую строчку лелея. Так, словно бы рассказ пишешь, только в рифму. А у тебя всё вразнобой.
Он, прикрыв глаза, попшикал на себя ароматным одеколоном Drakkar и похлопал ладонями по свежевыбритым щекам.
– Прости, Аля, но ты меня задерживаешь. Спешу на собрание в Союзе писателей.
Я закивала и попятилась. Во мне словно бы обломилось всё на полуслове от дидактического папиного тона. Фантазия с рифмой тоже сникли и попятились.
Папа увидел мое безысходное выражение лица и сжалился:
– Вот вернусь, и продолжим.
Иногда получалось попасть в его благосклонность!
Я решила скоренько, до его возвращения, сочинить другое стихотворение. Более реалистичное. Без «компота из деталей». И персонаж нормальный выдумала. Не машину какую-то многофункциональную, с непонятным, хоть и зарифмованным, именем Красношина.
А хорошую добрую девочку. По имени Маринка. Пионерку, кстати.
Она, правда, поначалу тоже куда-то шла – это их несколько роднило с той самой машиной. Только здесь уже появлялись и смысл, и цель, и правда жизни.
Едва услышав поворот папиных ключей в замке, я вылетела в прихожую и выпалила сразу два четверостишия:
Однажды шла Маринка.
В руке у ней – корзинка.
Дошла до поворота,
И… видит… бегемота!
Страшный! Зубастый! И волосастый!
Девочка Маринка
Бросила корзинку,
И помчалась по дороге,
Не жалея свои ноги.
– Вот это уже лучше, – одобрил папа, снимая уличную обувь. И с ходу продолжил:
«Стоп», – взревел бегемот,
Не спеши за поворот!
Встань на расстоянии,
Выслушай признание…
Проходя в свой кабинет, подсказал еще строчку:
Она встала чуть дыша,
Даже жалко малыша!
Я, собравшись с духом:
В отдаленье бегемот,
Тоже дышит во весь рот.
Папа, хитро:
Впрочем, рты подобной масти…
Я, радостно:
Называть удобней – пасти!
Тут мы дружно рассмеялись удачно всплывшей рифме. Боясь упустить редкий шанс его расположения, я уселась на подлокотник кресла и затараторила:
Вот стоят, друг другу веря,
Дышат часто,
Словно звери.
И в размер ужасной пасти…
Папа:
Бегемот воскликнул: «Здрасьти!»
А она, привстав с колен:
Я:
– Здравствуй, гиппо… мато… ген!
Папа, не моргнув глазом:
Говори, но стой вон там:
Страшно мне, гемо… по… там!
Ну а дальше мы застрочили кто во что горазд:
– Лучше просто – бе-ге-мот, —
Отвечает скромно тот.
– Ты, по-моему, меня,
Испугалась как огня?
Я же, знаешь, просто дом ищу,
А к тебе бежал за помощью,
Помоги, я умоляю,
Без воды околеваю,
Похудел гиппопотам
На семнадцать килограмм!
Как дойдет до ста пяти,
Дальше мне уж не ползти.
Окажи ты мне спасенье,
Я погибну без бассейна!
На лице Маринки
Пролегли морщинки.
Мыслит что-то, трет свой лоб:
– Так, терпи, Гип… по… попоп,
Есть идея. План хитер,
Жди, бегу, Гиппо… мидор!
И умчалась по дороге,
Не жалея свои ноги,
Девочка Маринка,
Позабыв корзинку.
– Вводим новых персонажей! – азартно воскликнул папа.
Мимо шли прохожие,
С виду все хорошие,
Но, вскричав: «Ай, бегемот!» —
Стали вдруг наоборот:
Жалкие, трусливые,
Я:
Папа:
Но ожили лица их:
– Браво! Бис! Ми-ли-ция!
Пистолетов двадцать пять
Шли прохожих выручать.
Я упрямо – своё:
Впереди – Маринка,
Вовсе без корзинки.
Папа:
Подошла и шепчет что-то
На ухо гипо… гемоту!
Я:
Тут подъехал грузовик,
Погрузил всех сразу их.
Папа:
Пробежал мороз по коже
У раскрывших рты прохожих.
Хором:
Впрочем, рты подобной масти,
Называть удобней – пасти!
Я, кажется, иссякла:
Разве может так присниться им,
Двадцать пять солдат милиции…
Отец:
С бегемотом! Налегке!
Вместе мчат в грузовике!
А знакомит всех друг с другом
Безо всякого испуга…
– Ну, давай! – махнул он рукой.
Я:
Девочка Маринка,
Правда, без корзинки…
– Меняем декорацию, – подмигнул отец:
Через час гиппопотам,
Подъезжает к воротам.
Дядя отворил ворота,
Пропуск выдал бегемоту.
Я, недоуменно:
– «Дядя»?
Папа, с хитрецой:
Дядя мокрый, дяде жарко.
Дядя – сторож зоопарка.
Вот забор, а вот – река,
Кончен путь грузовика.
Зверь худой, совсем без пуза,
Я, с готовностью:
Папа:
И, вздохнув как человек,
Сделав небольшой разбег,
Плюхнул в воду – с треском, с хрустом!
Здесь Маринке стало грустно…
Дальше вновь пошли вразнобой!
Зверь, веселый, всплыл со дна:
«Приглашаю вас сюда!
За гуманное спасенье
Угощаю всех бассейном.
Здесь прохладно, все ко мне:
Доиграемся на дне!»
Но сказал, поправив бант
На Маринке, лейтенант:
«Человек, брат, под водой…
Этот номер – цирковой!
Каждый хочет быть живой
И ходить к себе домой.
Извини, товарищ зверь,
Мы на службу все теперь!»
Вновь, вздохнув как человек,
Бегемот взглянул наверх,
Улыбнулся во всю пасть и…
Пожелал Маринке счастья!
– Давай, дочь, заканчивай!
Пробежала сто дорог,
Не жалея своих ног,
Девочка Маринка
(Жаль, что без корзинки).
Папа, с намеком:
Дома долго объясняла,
Как корзинку потеряла…
Я, заносчиво:
Но зато, поверь мне, мама,
Мы спасли беги… потама!
– Сашенька, это здорово, просто здорово! – воскликнул Григорий, когда я закончила декламацию. – Скажи, это стихотворение было опубликовано? Оно, на мой взгляд, достойно публикации.
– Ой, что ты. Для папы это была лишь несерьезная развлекаловка в угоду младшей дочке. Можно сказать, единичный случай! Правда, Лиза имела наглость прочитать этот стишок перед своим подшефным классом, то есть перед моим классом. Не обозначая авторства, правда. Она даже придумала концовку, в воспитательных целях:
