Его слова точно высвободили сжатую пружину. Кейт до боли захотелось любви, которой она никогда раньше не знала. Она прижалась к Томасу, и разделявшая их стена рухнула.
– О, Томас, я тоже люблю тебя, – прошептала она, закрывая глаза.
– Значит, ты согласна, малышка?
Его прерывистое дыхание жгло ей губы. Томас быстро стянул с нее трусы, бросил под сиденье и насильно развел ее ноги. Потом поднялся над ней, стоя на коленях, и расстегнул молнию на джинсах. Кейт никогда раньше не видела мужскую плоть, и нагота Томаса неприятно поразила ее. Неужели это и есть предвестник счастья: такой тонкий, твердый, с голубыми прожилками вен?
– Томас, это нехорошо. – Ее знобило, но на лбу выступили капли пота. – Умоляю тебя, перестань.
– Не могу, – простонал он, – мне уже не остановиться.
Кейт почувствовала, что его пальцы нащупали заветную влажную ложбинку, но не успела даже вскрикнуть: он накрыл ее рот горячими губами и проник в самое лоно.
Ее пронзила острая, жгучая боль. Томас вонзался в нее снова и снова. Боль не унималась. Кейт не могла дышать; ей казалось, что у нее вот-вот остановится сердце.
Но вскоре ее мучениям пришел конец. Громко охнув, Томас всей тяжестью опустился на нее, зарывшись потным лицом в ее голую грудь. Кейт затрясло. Неужели эти пытки должны были дать ей радость и счастье? Не может быть. Он просто надругался над ее телом.
– Тебе было хорошо? – Он поднял голову и посмотрел ей в глаза.
Слезы заливали лицо Кейт. Каждый вздох причинял ей боль.
– Черт, – выругался он, отвалившись вбок и застегивая джинсы. – Ну что ты ревешь? Терпеть не могу, когда нюни распускают.
Она вытерла лицо рукой.
– Извини. Мне было больно.
– Это ерунда, в другой раз будет легче. – Томас самодовольно потягивался, как сытый кот. – Вот увидишь.
Кейт молча кивнула. Она не хотела другого раза. Томас едва удостоил ее равнодушным взглядом.
– Завтра, наверное, все пройдет, – выдавила она, чтобы только задобрить его.
– Это точно.
Говорить больше было не о чем.
– Перелезай на переднее сиденье, – распорядился Томас.
Кейт нашарила в темноте свои трусы и неловко натянула их, стараясь не обращать внимания на липкий ком, словно застрявший у нее между ног. Все тело затекло; ее тошнило.
Пересесть на переднее сиденье оказалось непросто: каждое движение причиняло боль, но она боялась признаться в этом.
По дороге Кейт украдкой посмотрела на Томаса:
– Мы завтра увидимся?
– Не-а. Меня старикан гонит работать, чтобы я сам покупал бензин для своей тачки.
– Значит, в понедельник?
Томас прибавил газу, и машина рванула вперед.
– Возможно.
Кейт замерла в нерешительности. Она едва сдерживала подступившие к горлу рыдания. Ища хоть малейшей поддержки, она робко спросила:
– Томас?
– Ну что еще?
– Ты меня любишь, как раньше?
Повернув голову, он кольнул ее холодными зрачками:
– Конечно, малышка. Даже еще сильнее.
Через двадцать минут Кейт уже сидела в ванне. Теплая мыльная пена принесла ей облегчение. Тело медленно возвращалось к жизни, но сердце заледенело. Она любила Томаса, как никогда, но не хотела больше его видеть. Почему в ней уживались эти противоречивые чувства?
Кейт опять задрожала. Она старательно терла себя губкой и проклинала собственное малодушие. Надо было остановить Томаса. Когда он, нажав коленом, развел ее ноги, она поняла, что ничего не сможет сделать. Но она боялась, что он разозлится, да вдобавок сама потеряла голову от волнения и неизведанности. У нее оставались лишь крохи надежды, что он в последний момент хотя бы пощадит ее девственность, но этого не произошло.
Что же дальше? В первую очередь необходимо было уничтожить все следы содеянного. Вернувшись домой, она из коридора крикнула матери, что пришла, и побежала к себе. Сбросив одежду, Кейт пришла в ужас от вида запекшейся крови. Она с трудом соображала, что происходит.
Главное – чтобы родители не догадались. Эта мысль подхлестнула ее. Если она слишком долго задержится в ванной, мама заподозрит неладное и придет проверить. Нет, так рисковать нельзя. Кейт наспех вытерлась, проскользнула в свою комнату и нырнула в постель. Накрывшись с головой одеялом, она снова заплакала.
– Ой, Томас, – шептала она в темноту, – мне так страшно.
Все образуется, пыталась успокоить себя Кейт. Ведь Томас ее любит.
Весна пришла на удивление рано. В Хилл-Кантри зазеленели горы. По склонам то тут, то там появлялся узор из первоцветов. На деревьях раскрывались клейкие листочки. Однако воздух еще не прогрелся.
Кейт в очередной раз взглянула на столбцы календарика в своей записной книжке и почувствовала, как у нее по спине пробежал холодок. Но весенняя прохлада была тут ни при чем.
Месячные не пришли уже второй раз. Наверное, она заболела, тем более что ее давно мучила тошнота.
Вот и сегодня они делали уроки у Энджи, и от запаха попкорна Кейт стало плохо, а когда она глотнула кока-колы, то и вовсе сделалось невмоготу.
Энджи промолчала, но Кейт чувствовала, что подруга заподозрила неладное при виде ее бледного, осунувшегося лица.
Кейт давно собиралась сказать матери, что плохо себя чувствует, но ей делалось страшно при мысли о врачах и медицинских осмотрах. К тому же денег на доктора в семье все равно не было, а отец не верил ни в какие недомогания, считая, что все болезни от безделья.
В этом, как и во всем остальном, он был несправедлив. Кейт никогда не была лентяйкой. Она все делала старательно: и уроки, и работу по дому. Ей нравилось учиться. С особым увлечением она занималась историей и английским, да и испанским, пожалуй, тоже. Она мечтала путешествовать по всему миру, поступить в колледж и потом посвятить себя правосудию.
В ее жизни школа всегда была на первом месте, но теперь все стало по-другому. Теперь на первом месте был Томас, а остальное, даже ее здоровье, отступило на задний план. После того вечера, когда она уступила ему, он постоянно занимал ее мысли, хотя с тех пор они почти не бывали вдвоем. Сначала она думала, что Томас ее разлюбил, но он сказал, что просто много работает после школы. Когда они виделись на перемене, он успевал шепнуть ей на ухо ласковое словечко. Она жила в ожидании этих мимолетных встреч.
Она ему верила. Не станет же он лгать ей после того, что между ними было.
«Однако надо заняться своим здоровьем, – думала Кейт, – хотя бы ради Томаса». Если она все время будет ползать, как сонная муха, он бросит ее и найдет кого-нибудь повеселее. Но повторения того вечера она не хотела и проявляла твердость.
В течение долгого времени Кейт исподволь наблюдала за своими родителями и за Энджи, но они, судя по всему, не заметили в ней никаких перемен. Зато сама она ощутила, что стала другой.
