Он медленно опустил руку, глядя на нее покрасневшими глазами.
– Что вы здесь делаете? Что-нибудь случилось в офисе? В чем дело?
– Ничего не случилось, – успокоила она, останавливаясь у кровати и опуская стакан на уже заставленный ночной столик. – Просто я решила заехать к вам по дороге домой. Как вы себя чувствуете?
Короткий ответ очень живо выразил его состояние, но Анджи успела привыкнуть за пять месяцев работы к его манере выражаться и только кивнула.
– Я так и думала. Вы мерили температуру без меня?
Поняв по лицу, что не мерил, она покачала головой, стряхнула термометр и вложила ему в рот. Рис не сопротивлялся, но по глазам было видно, что он вспоминает прошлую процедуру. Хоть она и убеждала юную машинистку, что Рис не так уж страшен, сейчас ей самой трудно было понять, откуда тогда взялась смелость угрожать ему.
Посмотрев на термометр, Анджи прикусила губу. Ртуть остановилась между ста тремя и ста четырьмя градусами.[3]
– Не падает. Вы принимали аспирин? Нахмуренные брови ясно сказали ей, что он вообще ничего не принимал после ее ухода.
– Послушайте, – серьезно заявила она, беря бутылочку аспирина с ночного столика, – если вы по-прежнему не хотите вызвать врача, то хоть позаботьтесь о себе сами. Вам хочется угодить в больницу?
Она дала ему две таблетки, а потом – сок, чтобы запить их. Рис молча повиновался, а потом лукаво взглянул на нее:
– Вы ухаживаете за мной, мисс Сен-Клер?
– Похоже, да, – признала она. – У вас есть возражения?
– В данный момент – нет. Она улыбнулась.
– Я постараюсь не превращать это в привычку.
Не знай она его слишком хорошо, можно было бы подумать, что он огорчился. Смешно, конечно. Наверное, игра света.
Рис отхлебнул еще сока и встряхнул стакан.
– Внизу есть водка. Почему бы вам не принести бутылку. Исключительно в медицинских целях, конечно. Можете и сами выпить – для профилактики.
– Вам нельзя, потому что вы пьете микстуру от кашля, а я вообще не пью, – твердо ответила она.
Он удивленно наморщил лоб.
– Никогда?
– Никогда.
– Есть причина? Она сделала гримаску.
– Да. Неприятный опыт. На втором курсе пошла на вечеринку женского землячества, перепила и потом до конца года пыталась вспомнить, что же я там все-таки натворила. У меня низкая сопротивляемость алкоголю. Так и не знаю, что было между третьей рюмкой и следующим утром, когда мне больше всего хотелось умереть.
– Проснулись в незнакомой постели, мисс Бостон? – невинно поинтересовался Рис, едва заметно улыбаясь жестким ртом.
– Слава Богу – нет, – выпалила она. – Соседка по комнате сжалилась и под утро отволокла меня домой. Потом она рассказывала, что мне предлагалось много других постелей и я с радостью принимала все предложения.
– Добреете от выпивки?
– Очевидно, – согласилась она. Ей не вполне верилось, что это она вот так болтает с ним. Все дело в том, что он уж очень не похож на того, каким бывает в офисе, – все еще с лихорадочным румянцем, по-мальчишески взъерошенные волосы упали на лоб. Такой доступный. Такой… ну да, такой милый.
– И с тех пор вы никогда не пили?
Она помотала головой.
– Ни капли. Не хочу провалов во времени. И люблю контролировать свои действия.
– И выбирать, с кем ложиться в постель? Она умудрилась не покраснеть и ответила на его ленивый вопрос почти в том же тоне.
– Именно. Предпочитаю, чтобы меня ценили за ум. Мне не улыбается быть доступной блондинкой для каждого парня.
Серые глаза глянули на ее волосы.
– «Один лишь Бог, и то – вопрос, любить бы мог тебя одну, не замечая цвет твоих волос», – пробормотал он, и улыбка обозначилась ровно настолько, чтобы прорезать прямую линию на правой щеке. «Почти ямочка», – подумала Анджи.
И только потом поняла, что он сказал.
– Йетс?[4] – недоверчиво переспросила она. – Мистер Вейкфилд, вы читаете Йетса?
– Я достаточно владею грамотой, чтобы читать иногда ради удовольствия, – холодно ответил он.
Анджи вспыхнула, испугавшись, что обидела его.
– Конечно. Я не имела в виду…
– И не кажется ли вам, что пора называть меня «Рис»? При данных обстоятельствах «мистер Вейкфилд» становится просто смешным.
Этого она тоже не ожидала. Все в фирме называли его «мистер Вейкфилд», по крайней мере при ней. Про себя-то она уже давно называла его «Рис», но вряд ли готова произнести это вслух. Но с другой стороны, это был прямой приказ. Она решила согласиться, но постараться никак не называть его без крайней необходимости.
– Как хотите. – Она поспешила сменить тему. – Вы не проголодались? Могу сделать еще супу.
Он нахмурился и покачал головой.
– Я не хочу есть.
– А следовало бы. Вам надо поддерживать силы. Если не хотите суп, могу сделать что-нибудь другое.
Он нахмурился сильнее.
– За стряпню я вам не плачу.
– Я помню, – ровно ответила она. – Но кто-то должен этим заниматься, если вы не можете встать с постели, не растянувшись на полу.
Похоже, ему нечего было ответить. Воспользовавшись паузой, Анджи повернулась и вышла, твердо решив, что не уедет домой, пока не накормит его.
* * *
Почему она приехала снова? – гадал Рис, забираясь в кровать после нового нелегкого похода в ванную. Почему его заместительница готовит суп у него на кухне? Они проработали вместе пять месяцев, и ни разу она не проявила к нему интерес иначе, чем к работодателю. Но сегодня выказала больше участия, чем кто бы то ни было за последние… сколько?
Заглянув в прошлое, он решил, что последний раз кого-то тревожила его болезнь, когда ему было шестнадцать лет и он жил с последней приемной матерью, тетей Айрис. Она любила его. И до сих пор любит, между прочим. Всего-то и было на земле два человека, для которых он что-то значил. Только не надо спешить и считать Анжелику Сен-Клер третьей. Она получила у него хорошую работу и хорошо с ней справляется, простирая свое ревностное отношение к делу настолько, чтобы поддерживать здоровье работодателя. Между ним и его заместительницей не может быть никаких других отношении. Слишком она молода, слишком ранима. А он… н-да, он никогда не был хорош с людьми. И давно оставил попытки.
Никогда он не был хорош с людьми. Может быть, потому, что в детстве его постоянно кидало с места на место. Всегда довольно замкнутый, он старался не привязываться к семьям, в которых жил, зная, что это временно; взрослея, он все больше и больше становился одиночкой. Вьетнам не изменил его к лучшему, хотя именно там он встретил единственного настоящего друга, Грэма Китинга.
Рис знал, что подчиненные считают его холодным, неприступным, грозным. В целом этот образ устраивал его, обеспечивая четкое исполнение всех распоряжений. Но временами приходило чувство одиночества. Он никогда не поощрял внимание женщин, желавших большего, чем он мог дать, а те, с которыми имел дело, не заполняли пустоты внутри. Не проникали в его одиночную камеру.
