– Подожди, – прошептал он, отпустил ее пальцы, своей рукой провел у себя по груди, чтобы нащупать часы. Наконец он отыскал их и потрогал циферблат. По его расчетам уже прошло около часа, и сейчас должно быть примерно половина двенадцатого. И вдруг он понял, что циферблат поломан, а стрелки стоят в прежнем положении. Наверное, он стряхнул их в прошлый раз, или часы сами сломались. Эта неудача страшно расстроила его.
Он так надеялся на то, что можно будет следить за временем и рассчитывать свои силы.
Секундная стрелка снова безнадежно царапнула его палец. Стив положил часы и опять взял женщину за руку.
– Половина двенадцатого, час прошел. Все нормально.
Его голос, прикосновение руки снова отогнали ее страх.
– Надо бороться, чтобы выжить, – настойчиво повторил он.
Энни повернула в его сторону голову, снова чувствуя щекой холод двери.
– Бороться, – повторила она, – тебе так дорога жизнь?
– Дорога? – Стив взвесил это слово применительно к последним месяцам.
Для Энни жизнь, конечно, представляла огромную ценность. Он начал понимать это, слушая, как она говорит о сыновьях. Желание видеть, как дети растут, страстная решимость оберегать их от невзгод – все это он не раз наблюдал в других женщинах, и в ее жизни это было главным.
Но у него самого ничего похожего не было. В последнее время Стив вообще думал без особого удивления или сожаления, что жизнь для него в общем-то не имеет смысла.
Ему вспомнилась длинная череда тоскливых дней и ночей. Викки… Он хотел ее и был абсолютно уверен, что и она его хочет. Заполучить ее было совсем не трудно.
Они встретились на одной из вечеринок, которые так часто без всякого повода устраивала Кэсс.
Викки работала в каком-то издательстве. Она выглядела несколько старомодно в своей плиссированной юбке и толстом вязаном свитере. Когда их познакомили, Стив задал ей несколько вежливых вопросов и равнодушно обернулся, провожая взглядом стройную фигурку жены. Но через минуту Викки снова попалась ему на глаза. Невольно он обратил внимание на удивительно свежую кожу и изумленное выражение лица.
У нее были такие выразительные темные глаза. Внезапно Стив поймал себя на мысли, что ему хочется знать, что это ее так изумляет. Викки стояла, непринужденно наклонившись и слегка отставив ногу. Улыбаясь, она наблюдала за ним, а он, присмотревшись, заметил под грубоватой одеждой гибкие линии ее тела.
Они немного поговорили о каких-то пустяках, и вдруг Викки облизнула уголки губ быстро, как котенок, при этом прикрывая рукой мелькнувший кончик языка. Совсем как школьница, украдкой посылающая воздушный поцелуй. Они оба рассмеялись. Через два дня она очутилась в его постели. Ее изобретательность, изощренность, темперамент и экзотический вкус поразили Стива.
– Тебя этому научили в Оксфорде? – спросил он.
– Ну, предположим, – усмехнулась она. Сейчас, вспоминая все случившееся с ним в последнее время, он словно бы следил за своей жизнью, отношениями с женщинами через экран телевизора. Теперь-то он понимал, что и проблемы с Кэсс, и связь с Викки, и одиночество были неизбежны.
Стив ощутил, как судорога сковала его вытянутую руку.
Рядом с собой он слышал болезненное дыхание женщины. Стив ждал, напряженно прислушиваясь, каждого вдоха и выдоха Энни. Дыхание Энни, да еще черная бездна вокруг, пыль, запорошившая глаза и скрипевшая на зубах, боль, сковавшая все тело. Только это и было истинной реальностью.
Стиву вдруг захотелось громко рассмеяться над самим собой. Чего стоят его рассуждения! Господи, какая, оказывается, уязвимая штука – жизнь! Такая хрупкая, такая беззащитная! И если ты ею хоть немного дорожишь, за нее надо бороться.
Чтобы выжить, надо сражаться за эту самую жизнь!
Он не хотел умирать!
Он был напуган ничуть не меньше, чем Энни, но заставил себя отбросить страх с решительностью, которая была так необходима в данной ситуации. Стремление выжить и страх – несовместимы. Надо побороть страх, надо жить!
– Жизнь дорога? – спросила Энни…
Нет, его жизнь, пожалуй, не представляет большой ценности. Да, она была пустой, бесцветной, так постыдно потерянной в погоне за удовольствиями, за мнимыми ценностями. Даже удивительно! Стив отчетливо, как будто перед ним зажгли яркий свет, понял, что истинно ценным была только потребность бороться, что-то преодолевать ради своего счастья и счастья тех, кто рядом, а он, оказывается, не понимал этого до конца, и уже давным-давно упустил для этого время.
– Ты знаешь, Энни, мне всегда хотелось стать богатым.
– Ну и как, получилось? – чуть слышно спросила она.
У него мелькнуло: «Сколько же времени прошло с тех пор, когда я был вынужден отказывать себе в чем-то только потому, что не имел денег?»
Он помолчал, а потом заговорил снова.
– У меня свое дело, вполне приличная, совсем новая квартира, несколько очень хороших картин современных художников. И есть еще маленький домик в деревне, в который я едва ли когда-нибудь поеду. У меня БМВ, больше костюмов, чем могу износить. У меня есть все, что я когда-то хотел иметь. Кажется, что еще нужно человеку? И удивительное дело, когда все это есть, оказывается, что уже давно ничего не хочется.
Энни вслушивалась в интонации его голоса, стараясь представить, как выглядит ее сосед. Она догадывалась, что он никогда и ни с кем так раньше не говорил.
И странно, но что-то из того, что она услышала, затрагивало ее.
– Это именно то, чего ты хотел? – спросила она.
Стив не ответил. Отвечать на этот вопрос – значило заглянуть в такую страшную бездну, что перед ней побледнела бы и эта пропасть, в которой они сейчас очутились. Неожиданно все, ради чего он жил, оказалось суетой, такой далекой от того, к чему он в действительности стремился, что он теперь даже и не знал, осталось ли у него хоть что-нибудь, ради чего стоило ожидать спасения от этой тяжести, сковавшей их обоих.
Напрягая мускулы, он приподнял голову, словно мог этим движением сбросить все обломки и позволить дневному свету проникнуть сюда, вниз.
Идет ли там еще снег? Что же они там, наверху, так долго копаются!
– Я бы хотел, как и ты, остаться в живых, – наконец прошептал он. И не позволил себе добавить:
– Только вот не знаю, ради чего?
– Нас спасут, – прошептала Энни ему в ответ. – Я знаю… Нас спасут.
Стив захотел дотянуться до нее, обнять, прижать к себе.
Это был первый проблеск ее собственной уверенности в конечном спасении, уверенности, не навязанной ей, не вынужденной.
На него нахлынула теплая волна благодарности к ней, к этой женщине. Но это было в то же время и проявлением слабости, потому что его глаза увлажнились.
