Ознакомительная версия.
– Вермишелевый на молоке. Раньше терпеть его не могла, а теперь по две тарелки съедаю.
Мальчик родился здоровенький, три килограмма шестьсот граммов, ростом пятьдесят два сантиметра. День рождения – двадцать первого ноября. Дата странная. Ни скорпион, ни стрелец. Астрологи уверяют, что знаков зодиаков не двенадцать, а тринадцать, и несколько дней в ноябре как раз приходятся на знак Змееносца. У него свои особенности – и хорошие, и плохие, смотря как и куда повернет судьба.
В центре гинекологии Леночка провела месяц – Петр Яковлевич и другие специалисты наблюдали за здоровьем ребенка.
На общем совете было решено назвать ребенка Славой – слава богу, что родился.
Кто-то из медицинского персонала решил заработать или сам Яковлевич расстарался, но вокруг Лены и Славика опять поднялась шумиха. На острожные замечания медиков, что ребенок родился от человека, впавшего в кому, вся желтая пресса и даже некоторые телевизионные каналы с удовольствием вещали: «Совершенно здоровый мальчик родился от покойника!!!»
Грудного молока от Леночки так и не дождались. Она сознательно не сцеживалась, не желая вызывать лактацию, и через несколько дней молоко перегорело.
Когда Славочку первый раз стали перепеленывать, Лена увидела около пупка, который осторожно обрабатывала студентка-сиделка, странную родинку, похожую на паучка.
«Еще и меченый», – подумала она.
Мальчик был миленький, молчаливый… и не родной. Не ощущала она в себе тех чувств, которые должны быть у фанатично любящих матерей.
Из роддома Леночку забирали Евдокия, Нирберг и Петр Яковлевич. Довезли до квартирки на машине, и тетя Дуся осталась помогать на три дня. Семен Аркадьевич вообще не хотел уезжать, но Ольга звонила каждый час, требовала возвращения.
Через три дня Леночка осталась одна. За прошедший месяц она практически не притрагивалась к ребенку. Сначала его на неделю поместили в барокамеру и ухаживали за ним медсестры, а после три раза в день заходила медсестричка и помогала ей пеленать и купать ре-бенка.
Проводив Дусю, Лена надеялась выспаться, но, обычно такой спокойный, Славик ночью просыпался и плакал, требуя чего-то. От еды он отказывался, подгузники были сухими, а соску он выплевывал. Наверное, его нужно было покачать на руках, но Алена не смогла этого сделать.
Через неделю она научилась менять подгузники и кормить ребенка по расписанию. Особенно ей нравилось гулять. Сидишь во дворе, читаешь роман или учебник. Тишина. Никто нервы не треплет. А там, глядишь, кто-нибудь приедет в гости. Дуся не считается, она ездила через день.
На смотрины приезжали однокурсники. Они дарили подарки, напивались под манную кашку, делились впечатлениями детства и, если не забывали заглянуть в кроватку, хвалили Славика за красоту и спокойствие.
Но Новый год Леночка встречала одна, вернее со Славой. Было завидно слышать из-за стены застольные песни и веселые крики, видеть за окном фейерверки и разноцветные петарды. Лена проплакала полночи, пока не заснула.
Не видели мальчика только два таких близких, правда, в далеком прошлом, человека. Ольга и мама. С Ольгой Леночка не хотела встречаться ни в коем случае, а до мамы не могла дозвониться вторую неделю.
Ей позвонил отец и будничным пьяным голосом сообщил, что мама Мария умерла в больнице от рака, о котором не говорила дочери. Сегодня были похороны. И лично он дочь больше видеть не хочет. Это она, Леночка, довела мать до болезни своим позорным поведением.
После звонка из дома депрессия Леночки достигла предела. Не хотелось жить.
Оставив ребенка дома, она сходила в аптеку и купила снотворных таблеток, которые ей выписал Петр Яковлевич, и бутылку водки.
В квартире молодая мама застала Дусю.
– Ты чего же дите одного бросила? – спросила та, гремя на кухне кастрюльками.
– У меня мама умерла.
Пройдя в комнату, Леночка поставила на стол бутылку и только потом пошла раздеваться.
Дуся заночевала в Химках. Женщины пили водку и до двух часов ночи жаловались друг другу на жизнь.
Утром неожиданно позвонила Ольга.
– Слушай меня внимательно, королева из-под Рязани. Не родись красивой, а родись счастливой. Скоро закончится твоя лафа. Я, кажется, уломала Нирберга, и мы усыновим твоего ребенка. А с квартиры ты съедешь и денег больше получать не будешь. Не хрена мои денежки тратить.
– Ты чего побледнела, – Дуся вышла из ванной, вытираясь полотенцем. – Курва, что ли, звонила?
– Она. Предупредила, что ребенка заберет Нирберг и что мне нужно съезжать с квартиры.
– Дела-а. – Дуся заглянула в кроватку. – С жильем я никак не помогу, сама приезжая, а в общежитие тебе не вернуться. Ненавидит тебя Ольга. Завидует красоте твоей и тому, что Аркадич забыть тебя не может… Ай ты мой красавчик, Славочка.
За прошедшие полгода Андрей решил не только расширить бизнес, но и стать менее зависимым от Гены и Александра. Просчитав возможный риск, прибыль и то, что обстановка в Российской Федерации постепенно все-таки стабилизируется, он начал экспортировать оливки и маслины не в банках, а на развес, а также местную водку и вина.
Друзья Андрея поняли и поддержали. Они сосредоточились на оливах и купили пять гектаров оливковых деревьев.
Для контроля и новых контрактов необходимо было ехать на родину. Из соображений безопасности хотели командировать управляющего заводом – Софокла Папилоса. Он учился в Саратове на инженера-технолога и бегло говорил на русском языке. Грек с удовольствием готовился к поездке, но, как всегда, вмешалась судьба.
Просматривая за завтраком газеты, Андрей увидел статью о младенце, которого нерадивая мамашка родила от покойника. Осталось отсчитать девять месяцев от восьмого марта и получить точную дату рождения мальчика.
За две недели набралось много материалов, в том числе и исследования профессора Петра Яковлевича Радужного. Внимательно их прочитав, Андрей решил, что к его ребенку это не имеет отношения. Он сам заставил себя впасть в кому, и серьезных повреждений в его теле на момент соития не было.
Через месяц он решился.
На совместном субботнем пикнике на вилле Геннадия, когда детишки друзей бегали по газону, играя в войнушку, а жены раскладывали по тарелкам салаты, Андрей разлил по бокалам граппу и подал выпивку друзьям. Гена и Саша сидели в шезлонгах, греясь на осеннем солнце.
Встав перед ними, Андрей улыбнулся.
– Ребята, в Россию полечу я.
– И с чего это? – лениво спросил Гена, наблюдая за своими детьми – мальчиками трех и пяти лет. – Софокл хотел навестить в России свою студенческую любовь.
– Навестит за свой счет, а не фирмы. Я стал отцом…
Ознакомительная версия.
