— Спасибо, — прошептала я.
Редмен покачал головой:
— Не за что меня благодарить.
Через пятнадцать минут я уже была женой Дэви.
В августе я была на пятом месяце и выглядела так, словно проглотила шар для игры в боулинг. Я все время сосала ломтики яблок, замоченных в соленой воде, чтобы справиться с приступами так называемой «утренней тошноты», которая у меня не проходила двадцать четыре часа в сутки. В то лето я потела в широких футболках и мешковатых шортах, которые купила на блошином рынке в кинотеатре на открытом воздухе. Не стоит удивляться — в горах почти все имеет двойное предназначение в соответствии с необходимостью и идеалами прагматизма. Старый кинотеатр под открытым небом работал по вечерам в пятницу. Там демонстрировали в основном диснеевские фильмы, потому что во всех остальных было слишком много ругани и секса, чтобы их показывать на улице. Но по выходным владелец сдавал место под блошиный рынок. Платишь десять долларов — и получаешь пару складных столиков под тентом. Очень удобно. Я вешала вывеску «Ферма Хаш» и продавала яблочный джем и выпечку с яблоками или обменивала их на одежду для ребенка. К тому времени уже весь округ знал, что я беременна.
И тогда же я узнала о том, что у Дэви появилась девушка.
Однажды субботним вечером, когда почти все продавцы уже упаковали свои пожитки и уехали, я загнала ее в угол у бетонной стенки. Я, словно гончая, выследила ее по дешевому запаху поддельных духов. Она плавно двигалась в свете желтого фонаря, мотыльки и бабочки кружили у нее над головой. Некоторые спускались очень низко, и я могла бы поклясться, что пара-тройка запуталась в ее волосах, подстриженных, как у Фары Фоссет. К тому времени Фара уже потеряла былую популярность в Голливуде, но ее прическу еще многие годы копировли жительницы округа Чочино.
— Повернись! — негромко окликнула я ее.
Девица несла охапку пухлых бумажных пакетов. Дешевые джинсы обтягивали ее ягодицы так, что они были похожи на два готовых лопнуть воздушных шара. Она повернулась ко мне, удивленная тем, что на рынке еще кто-то остался, и испуганно охнула.
— Его здесь нет, так что никто тебе не поможет. — Я подняла револьвер, который мой отец привез из Кореи, и прижала дуло к ее лбу прямо между бровями.
— Боже ты мой, — пробормотала она и начала пятиться, прижимая к груди пакеты с покупками и тихонько взвизгивая.
Я следовала за ней, так плотно прижимая дуло к ее черепу, что видела отметину на коже.
— Заткнись! — приказала я, и, к моему удивлению, девица послушалась. Она прижалась спиной к бетонной стенке между разорванным плакатом кока-колы и пятидесятигаллонной бочкой из-под масла, набитой мусором.
— Прошу вас, только не убивайте меня, не надо! — промяукала она.
— Держись подальше от моего мужа. И если кто-нибудь спросит, ты никогда с ним не спала. Он даже взглядом с тобой не встречался. Слышишь меня?
— Пожалуйста, не убивайте меня…
— И запомни: еще раз коснешься его — люди даже твоего тела не найдут. Ни единого кусочка. Я искромсаю тебя десятидюймовым тесаком, которым рублю ветки, и скормлю свиньям Тома Уиллиса на Каслберри-роуд. Эти хрюшки провизжат твое имя, когда их будут забивать.
У нее подогнулись колени, и она сползла по стене вниз.
— Я клянусь… я никогда больше… боже ты мой, не надо, не надо…
— Отлично. Ты дала мне слово. А теперь дуй отсюда!
Я опустила револьвер, и она дала стрекача. Я проследила, как она садится за руль маленького пикапа с розовыми чехлами на сиденьях, и убрала револьвер в ящик с банками консервированных яблок. Мои руки дрожали, тошнота подступала к горлу. Я быстро схватила ломтик моченого яблока из баночки, которую всегда держала под рукой, втянула солоноватый сок, и мне стало лучше.
В тот вечер, когда Дэви вернулся домой из Северной Каролины, где он периодически гонял на мотоциклах вместе с такими же ненормальными, я встретила его на подъездной дорожке. В этот раз Дэви ездил на нашем маленьком грузовике, хотя обычно водил «Импалу» — ярко-красную, с дешевыми украшениями. Это была самая быстрая машина четырех округов. Так вот, я поставила ее посреди дороги, обложила тюками соломы и полила их бензином. Я стояла в свете его фар и ждала. Мое лицо опухло от слез, но я гордо подняла голову. Я держала в одной руке зажигалку, в другой канистру с бензином.
Дэви выскочил из грузовика.
— Какого черта?!
— Я знаю о твоей подружке.
Дэви ссутулился. В это первое, очень короткое мгновение я увидела, сколько горя он причинил самому себе, как ему больно. Ему оставалось только стоять на проселочной дороге и протягивать ко мне руки.
— Она ничего для меня не значит, Хаш! Мне на нее плевать…
— Тогда почему ты нарушил наши клятвы?
— Потому что ты не хочешь моего ребенка.
— Не смей передергивать!..
— Ты думаешь, тебе удается притворяться? Думаешь, я не вижу, насколько ты несчастна с того самого дня, когда объявила мне, что беременна? Я думал, что у тебя это пройдет, но ничего не изменилось. Думаешь, я не знаю, что ты вышла за меня только для того, чтобы люди не болтали? — Дэви кричал и плакал. — Ты хоть представляешь, как я себя при этом чувствую?
— Я люблю тебя! Но что делать, если я не хотела так рано обзаводиться детьми? И я ничего не могу с собой поделать. Я не хотела сейчас выходить замуж!
— Ты не можешь любить меня и чувствовать такое!
— Нет, могу! Просто сейчас я должна делать все необходимое для этой земли и этих яблок.
— Вот оно! Вот в чем проблема. Ты любишь эти проклятые яблоки больше, чем меня!
— Именно так!
Мы оба застыли. Я прикусила язык, но было поздно. Эти слова навсегда изменили все. Они изменили меня, изменили его, изменили нас. В это мгновение я разбила его сердце, как он разбил мое.
Я отбросила в сторону канистру и зажигалку, вошла в дом и заперла за собой дверь. Много недель подряд плакала по ночам, но Дэви об этом не узнал — до сентября, когда он должен был помогать мне собирать урожай, он спал в амбаре.
— Я никогда больше не прикоснусь к другой женщине, — пообещал он. — Прости меня.
— Извинения приняты.
Мы оба держались холодно и чинно. Я ему не поверила и была права, но Дэви должен был помочь мне собрать урожай.
И у нас должен был родиться ребенок.
Я никому не говорила о сроке родов, чтобы скрыть тот факт, что в день свадьбы уже была два месяца как беременна. И в результате в тот дождливый ноябрьский вечер, когда родился наш сын, я оказалась одна. Мэри Мэй знала, что ребенок должен вот-вот появиться на свет, но она всю неделю присматривала за Логаном вместо меня, а кроме того, была до смерти напугана. Дэви тоже знал о приближении дня родов, но в очередной раз не устоял перед искушением и отправился на гонки на своей заново собранной «Импале».
