Глава 3
Рольф мог оставаться в доме только одну ночь. Он позвонил Джоане со станции и сказал, что получил официальное подтверждение на свое назначение, а теперь едет домой.
— Отличные новости, хорошо, что сообщил мне.
Вернувшись к своим делам, она никак не могла сосредоточиться, потому что все ее мысли были о доме. С большим трудом ей удалось приступить к работе.
Немецкие офицеры стали заходить в магазин, продавщицы вынуждены были обслуживать их.
— Они такие наглые, — как-то раз со злобой воскликнула Соня. — Считают, что их должны обслуживать без очереди, достают пачки норвежских крон и тратят их на подарки своим женщинам. А наши ничего не могут позволить себе купить.
В то утро немецкий офицер зашел в магазин. Он сидел в кресле, пока его норвежская подружка решала, какую из шуб примерить. Соня обслуживала их с каменным лицом. Офицер нахальным взглядом окинул Джоану, когда она проходила по залу в офис Лейфа.
Лейф приветствовал ее улыбкой.
— Прежде чем мы приступим к работе, я бы хотел кое-что обсудить. Ты до сих пор одна живешь в доме?
— Да. — Она села на стул, положив руки на колени. — Трудно представить, когда Алстины смогут вернуться, я уже рассказывала вам, по какой причине.
— Я помню. Я только хотел убедиться, что ты не сдала комнату. Ты говорила, что в доме такая тишина.
— Эго так, но это дом Алстинов, а не мой. Я знаю, они бы обрадовались, что мой брат переночевал у меня. Постороннего в их отсутствие я, естественно, не пустила бы.
— Именно так я и думал. Я заметил, что ты никому не рассказала о листовке с речью короля, которую ты нашла на своем столе.
Она ответила откровенно:
— Я догадалась, что это вы положили ее и что немцы не обрадуются, узнав, что мы их распространяем.
— Все верно. Соня тоже все сохранила в секрете. Я считаю, что неплохо разбираюсь в людях, и на ваш счет я не ошибся. У тебя дома есть радио? Ты слушаешь новости ВВС? Просто не во всех частях страны этот канал ловится.
Она все еще не догадывалась, к чему он клонит.
— Я слушаю новости каждый вечер.
— Тогда бы не могла ты вкратце записывать, о чем там говорят, и печатать их для меня?
— Вы хотите распространять их как листовки?
— Да, раз в неделю. Это не моя идея, но я обеими руками «за». Мы надеемся, что позже сможем распространять их два-три раза в неделю. Соня будет помогать нам, есть и другие желающие.
— Я начну сегодня вечером. Дома есть печатная машинка. Ее купил еще Виктор Алстин.
Джоана почувствовала прилив сил от осознания, что здесь, в городе, существуют люди, в меру своих сил борющиеся против врага, так же, как есть люди, ведущие подготовку в лесах и горах, готовые выступить с оружием в руках. В тот день она не шла, а парила. Эта работа станет мостиком к чему-то большему в ее жизни.
В тот вечер, как и много вечеров впоследствии, она сидела в наушниках перед радио и ждала уже знакомого объявления: «Говорит Лондон». Затем раздавалась бодрая музыка, и новости начинались.
Вскоре она стала ощущать, что связана с огромной частью страны, в которой живут ее невидимые друзья.
Главные военные новости и сводки событий в ее стране она сначала записывала карандашом, а потом распечатывала материал для подпольных листовок под заголовком «Лондонское эхо». Она не знала, где их будут печатать, но догадывалась, что в каком-нибудь подвале или на чердаке.
Из новостей она узнала о битве в Британии. Пилоты Королевских воздушных сил сражались в небе Англии, и за один сентябрьский день было сбито больше сотни немецких самолетов. Для Джоаны это было радостное известие.
Победа в Британии дала надежду норвежцам на скорое освобождение. С приходом осени и холодов люди уже совсем было отчаялись, но тут перед ними забрезжил слабый свет. Появилось много подпольных типографий, где печатались листовки наподобие «Лондонского эха», и теперь они выходили в свет трижды в неделю.
Особенно тяжелым испытанием для жителей Осло стал переезд Квислинга в королевский дворец. Здесь также располагались штабы личного представителя Гитлера в Норвегии рейхскомиссара Джозефа Тербовена, целью которого была полная оккупация Норвегии.
В тот вечер вдоль всего побережья по молчаливому сигналу люди надели на свои воротники и манжеты бумажные значки в знак национальной солидарности. Джоана, как и все, носила такой значок на платье и на пальто, а в кабинете у нее стояла коробка с запасными значками. Немцев раздражал этот символ, и они срывали их с одежды.
Лютеранская церковь бесстрашно выступала против нацистского режима.
Спортсмены также заявили протест, отказавшись вступить в нацистскую спортивную организацию. Тем самым они лишили себя возможности участвовать в соревнованиях, а для страны, одержимой спортом, это была ощутимая жертва. Но, к счастью, они не были одиноки, многие организации последовали их примеру.
Джоана, входя в магазин, старалась не смотреть на элегантно оформленную викторианскую террасу, которая раньше радовала взгляд, напоминая огромный белый свадебный торт. Теперь здесь расположился полицейский участок № 19. Многих из тех, кто участвовал в распространении листовок, арестовывали и забирали туда, откуда они отправлялись в концентрационные лагеря.
Переписка была осложнена из-за цензуры. Джоане и Стефену лишь изредка удавалось разговаривать по телефону, но, как было известно, телефонные переговоры прослушивались. В день расставания он просил ее думать о нем, когда будет ехать в трамвае на работу, и она так и делала.
В трамвае или в автобусе, если немцы занимали свободные места, пассажиры с соседних сидений вставали и уходили в другую часть салона. Иногда за одну поездку Джоане приходилось пересаживаться несколько раз, поскольку солдаты особенно любили садиться рядом с привлекательной девушкой. Поначалу такое поведение приводило немцев в бешенство, и они приказывали остановить трамвай и заставляли всех пассажиров выйти. Но потом они привыкли, но вели себя бесцеремонно, сидели, задрав ноги на спинку переднего сиденья.
Выпал снег, приближались холода. Рождество 1940 года не предвещало ничего веселого. Особенно тяжелой была жизнь в Осло, где властвовало гестапо. Студентов ни за что избивали прямо в университетах. Двух пятнадцатилетних подростков забрали за то, что они написали на стене немецкого штаба «Долгую жизнь Хаакону VII». Родители ничего не могли узнать о судьбе своих детей, кроме того, что их отправили на принудительные работы.
В магазинах рождественские украшения и елки, оставшиеся с прошлого сезона, раскупались молниеносно. Каждый день у продуктовых магазинов стояли очереди, которые иногда тянулись по всей улице. Порой мимо проезжали грузовики, следовавшие в гавань, нагруженные норвежским мясом.
