- Дань, пойдем на фотосессию.
Смех вокруг смолкает, а Яроцкий не оборачиваясь, издевательски бросает через плечо:
- Иди, дорогая, я сейчас догоню.
И я иду. Ухожу, потому что боюсь сорваться и накричать при всех на Даню, или еще хуже – расплакаться. Иду, и знаю, что никуда он не придет. И как об этом сказать фотографу, не знаю. Ему заплатили и ему нужно отработать полученные деньги, но Яроцкому все равно. И мне становится обидно. Нет, не потому что он не придет. Я к этому готова. А за то, что решить проблему с фотографом он предоставил мне. Хотя это не моя прихоть – не участвовать в фотосессии.
Чем больше мы углубляемся в парк, тем красивее становится вокруг. Ухоженные аллеи, заснеженные деревья, и я даже не чувствую холода в своем тоненьком манто и летних туфлях. Сегодня на удивление теплая погода для февраля. Судя по чириканью птиц и яркому солнцу, даже плюсовая.
Я объясняю фотографу, что жених не придет и жду удивленных взглядов и вопросов, на которых у меня нет ответа. Но молодой паренек оказался понятлив и тактичен, и лишь пожав плечами, предлагает мне индивидуальные фото. По его словам, я настолько красива, что он всю жизнь будет жалеть о том, что не воспользовался случаем и не запечатлел такую нереальную красоту. Я, как любитель-фотограф понимаю его, поэтому с легкостью соглашаюсь. И мы начинаем с ним работу.
Я знаю, как трудно работать с человеком, который закрыт эмоционально, поэтому отбрасываю все негативные мысли и выкладываюсь на все сто. Фотограф отпускает нелепые шутки, и я даже расслабляюсь и вхожу в раж. Когда мы сделали сотни снимков, и я начала околевать, Андрей, так звали фотограф, предлагает закончить. Он вручает мне фотоаппарат, и я листаю, рассматривая сделанные фотографии, отмечая, что все получилось более, чем отлично.
Но мне грустно. Грустно, потому что я хотела бы видеть рядом Даню.
Снимок за снимком нарастает чувство разочарования. И я, наверное, все-таки проронила бы слезу, но услышала голоса за спиной. Испуганно обернувшись, я замерла. По зимней аллее навстречу к нам шли довольные Илья Захаров и Даня Яроцкий. В руках у Ильи чья-то парка, а у Дани мои белые сапоги и термос с чем-то горячим. Я шокирована. Их здесь я точно не ожидала увидеть.
- Держи принцесса, - Захаров отводит в сторону мою фату, и накидывает чью-то еще теплую парку мне на спину, - снял с плеч хорошего друга. Пользуйся на здоровье.
- Спасибо, - я только сейчас начала чувствовать насколько замерзла.
- Если ты здесь собралась замерзнуть и избежать веселой жизни в моем обществе, вынужден тебя разочаровать, - Даня дает мне сапоги, но мои пальцы онемели от холода, и я просто роняю их. – Бляя, девочки такие девочки, - бурчит он и садится передо мной на одно колено.
Яроцкий задирает мое платье, и я шарахаюсь от него, потому что эти юбки и кольца можно поднять только одним способом. Поднять все это до трусов. А прямо перед нами фотограф и Захаров. И я стесняюсь. Глупо, но я не могу вот так просто показать всем свои кружевные чулки.
Яроцкий чертыхается, разворачивает меня на сто восемьдесят градусов и перейдя за мной по часовой стрелке, повторяет свои движения заново. Он снимает с меня туфли и обувает поочередно сапоги. Его теплые ладони обжигают мои замерзшие ноги, а горячее дыхание прямо напротив бедер вызывает табун мурашек. Я теряю равновесие. От того, что стою на одной ноге или от его прикосновений? Все равно, потому что руками цепляюсь за его волосы и просто схожу сума. Они шелковистые и мягкие, и я так давно мечтала об этом.
- Поосторожнее, ведьма. Слишком рано. Я еще ничего смертельного не сделал, - предупреждает он, и я слышу в его голосе озорство.
Он берет мои туфли и показывает их Захарову, недовольно поджав губы:
- Нормально? Пусть ноги отмерзнут, но за то красиво.
Захаров ухмыляется и достает из кармана своего пальто пластиковые стаканчики. Яроцкий помогает ему и через несколько мгновений мои руки греются о пластик с горячим чаем с лимоном. И это просто фантастическое наслаждение. Андрею тоже перепадает согревающий напиток, и мы с ним понимаем только сейчас насколько замерзли.
У ребят с фотографом завязывается разговор, и я, слушая их болтовню и любуясь своим мужем, глупо улыбаюсь. Как же мало мне надо для счастья.
- Ну, что ведьма согрелась?
Я киваю и даже не злюсь на прозвище, которое он мне дал.
- Тогда полезли в сугробы. Иначе родители с меня живого не слезут. И мне, плевать, на них. Но тебе тоже достанется за мое своеволие. А ты же помнишь, я не монстр, - Даня берет меня за руку и тащит в сторону большого раскидистого дерева.
Я не верю в такие метаморфозы и до последнего сомневаюсь, но, когда мы снимаем куртки, а Андрей начинает щелкать фотоаппаратом, я теряюсь и не сразу вклиниваюсь в работу. Вообще, мне казалось, что Яроцкий будет позировать с угрюмым непроницаемым лицом, но и здесь я ошиблась. Он улыбается так, что солнце меркнет на фоне его. И глаза тоже улыбаются, чему я безумно радуюсь.
Захаров с фотографом подтрунивают над нами, Яроцкий отвечает им, а я смеюсь над их шутками. Да какой там смеюсь, я хохочу. Я счастлива, когда Даня меня обнимает, когда Захаров кидает снег над нами, и когда чувствую его дыхание на своей щеке.
Полчаса пролетают незаметно. Андрей говорит, что достаточно, ну разве только один снимок. С поцелуем.
Я уверена, что Яроцкий откажется, но он сегодня мил и добр. Показав пальцами окей фотографу, он поворачивается ко мне. Его глаза опускаются на мои губы, а я уже не дышу. Не то ли от страха, не то ли от предвкушения. Даня не спешит. Он медленно тянется ко мне, и я, не выдержав такого напряжения, тянусь ему навстречу.
Яроцкий ведет. Он целует меня так нежно, без грубого напора и бешеной страсти, но я все равно растворяюсь в этом поцелуе и забываю, где мы. Я даже не слышу щелчков фотоаппарата. И вообще, ничего не слышу и не вижу. Только он, и только я.
Яроцкий прерывает поцелуй, а я не могу скрыть своих эмоций. Мне этого было так мало, что я готова просить его повторить. И я бы это сделала, я бы сказала, что хочу еще, но не успела.
- Там кадры смазанные получились, - шепчет он и накрывает мои губы своими.
Я в другой реальности. Я наслаждаюсь. Его нежность сменяется жадностью, и меня несет неведомо куда. И, если честно, я готова так стоять три дня и три ночи, лишь бы он не отпускал меня. И он не отпускает, а углубляет поцелуй, и я не могу больше себя сдерживать. Мои руки почти самостоятельно обхватывают его шею, а сама я прижимаюсь к нему настолько близко, насколько мне позволяет мое платье. Руки Дани ложатся на мою талию и крепко сжимают ее. Я чувствую это даже через корсет. Жар бежит по телу, и я не чувствую холода.
- Эй, голубки! Жаль, конечно, вас прерывать, но, кажется, вы увлеклись, - словно сквозь толщу воды я слышу голос Ильи.
Даня тут же от меня отстраняется, но не отпускает.
- Это все ради фото, так что ничего себе там не выдумывай, ведьма.
- Ты тоже, рыжий!
Я отталкиваю его и иду к дереву, где мы оставили одежду. Мои щеки горят, и черт возьми, не от стыда. Кажется, я слишком увлеклась своим мужем.
Илья снова помогает надеть парку, и я жду, когда все соберутся идти к машине, но Даня не спешит.
- Иди в машину, - говорит он мне, - мне с Андреем кое-что перетереть нужно.
Его глаза снова нечитаемы и меня это бесит. Неужели, и правда, ничего не почувствовал? Неужели все это было ради фото? Я молча разворачиваюсь и ухожу.
- В машину, Насть! – кричит Яроцкий мне в вдогонку. – В ма-ши-ну! Я твои сопли лечить не буду.
Господи, как же с ним действительно сложно. Вот сейчас, что было? Забота? Пусть будет забота. Я не оборачиваюсь, потому что улыбаюсь. А ему это не нужно видеть. Обойдется. Поднимаю руку, давая знать, что слышала его и спешу прочь от парней.
На самом деле мне понравилось, как мы провели время. Правда, я очень замерзла. Но переохлаждение ничто по сравнению с поцелуями Яроцкого. Ради них я бы еще пару часов бы попозировала. Блин, почему меня так на нем заклинило?
