– Настя! Ты приехала! Я о тебе только что вспоминал.
Оказывается, его разговор с женой о моем лишнем присутствии в этом доме, называется: он обо мне вспоминал.
– Хорошо, что ты приехала. – Отец всё-таки приобнял меня за плечи, я хоть внутренне и съежилась, но в то же время почувствовала облегчение, что не нужно больше смотреть ему в лицо. А Родион даже поцеловал меня куда-то в макушку. – Ты ведь останешься на несколько дней?
– Если ты хочешь, – выдавила я из себя.
– Мы замечательно проведем время.
Он всегда так говорил. Но, в итоге, все сводилось к тому, что каждое утро отец завтракал и уезжал в театр или на съемки, и я его практически не видела. И Альбину не видела, но свой срок в доме отца отбыть была должна. Бабушка настаивала.
– А что ты здесь делаешь? – вдруг опомнился он.
Я показала ему книгу.
– Решила почитать перед сном.
Родион аристократическим пальцем повернул книгу к себе обложкой. Прочитал вслух:
– Эдгар По. – Засмеялся. – Ты всегда любила страшилки.
Откуда ему, интересно, знать, что я любила?
– Я пойду спать. Если ты не против.
Родион убрал руку с моего плеча.
– Конечно, дочь, иди. – Это его «дочь» прозвучало очень гордо. И Родион даже весомо добавил: – Рад, что ты дома.
Я выдавила из себя ещё одну улыбку, и боком, боком из кабинета вышла. Отец остался, отошел к окну, я видела, как он заложил руки за спину, качнулся на пятках, задрал подбородок повыше, всеми силами демонстрируя серьёзность и задумчивость. Хотя, возможно, на самом деле, задумался о чем-то. Я не всегда различала, когда отец серьёзен, а когда играет на публику. На то он и профессиональный актер.
Отступив от кабинета на несколько шагов, я, наконец, смогла выдохнуть, и поторопилась вверх по лестнице. Не терпелось укрыться за дверью своей комнаты. Надо же так попасть.
Единственное радовало: то, что Елена не застукала меня, затихшей под дверью кабинета. Она бы мне это ещё долго припоминала.
ГЛАВА 3
Наутро я проснулась с диким желанием собраться и уехать домой. Дольше обычного лежала в постели, таращилась на стену и раздумывала, как мне этот план осуществить. Хотя, казалось бы, чего проще? Собрать вещи, вызвать такси, у дверей сообщить о срочном отъезде и выйти. Выйти из этого дома, из жизни семьи отца, где я всегда была не к месту, и больше никогда не возвращаться.
Я в расстройстве вздохнула. Вся поочередность действий казалась такой простой… но почему-то неосуществимой. Потому что я знала, стоит мне спуститься вниз, как бабушка тут же возьмет меня в оборот, от её энергии мне никуда не деться. А уехать, не попрощавшись с Зоей, чтобы было легче, мне совесть не позволит. Вот и выходит, что я остаюсь. Как и обещала, на несколько дней. Мне придется улыбаться отцу, как ни в чем не бывало, смотреть Елене в глаза. И кто после этого скажет, что мне не досталось отцовских генов? Та ещё актриса.
А вдруг отец рассказал жене, что обнаружил меня в кабинете после её ухода?
– Настя, здравствуй.
Конечно, кого ещё мне было встретить первым, спустившись вниз к завтраку? Только мачеху. Других вариантов не было.
С Еленой мы оказались лицом к лицу у подножия лестницы, взглянули друг на друга, и я встретила её улыбку, не скажу, что слишком радушную, но вполне приветливую. Елена даже потянулась ко мне, обняла и сделала вид, что поцеловал в щеку. То есть, формально поцелуй был и даже прозвучал, но прикосновения губ на своей щеке я так и не почувствовала. Такому тоже нужно учиться, годами.
– Хорошо, что ты приехала, – сказала мне мачеха, сжала мою руку. А я хотя и улыбалась ей в ответ, настороженно присматривалась, ничего не могла с собой поделать. Вспоминала её тон и слова, что она говорила отцу вчера вечером, и это временное различие длиной в одну ночь, казалось очень неприятным. – Извини, что не смогла тебя вчера встретить, закрутилась совсем.
– Ничего страшного, – сказала я. Осторожно отступила на шаг, глаза от лица Елены отвела, чтобы перестать испытывать неловкость, но продолжала улыбаться. – Мы с бабушкой отлично провели время.
– Вот и замечательно. – Елена снова коснулась меня рукой, на этот раз моего плеча. – Проходи в столовую, уже накрыли завтрак. Кстати, Аля приехала, очень хочет тебя видеть.
Замечательно. Сестра приехала. Чтобы увидеть меня.
То ещё испытание.
Не подумайте, к сестре я отношусь хорошо. Настолько хорошо, насколько позволяют наши с ней неформальные отношения. Альбина воспринимает меня именно, как сестру, не смотря на то, что, скорее всего, жалеет и поддерживает мать в её обиде, но при общении со мной Аля никогда своего недовольства или презрения не выказывает. Кажется, всерьез считает, что я не виновата в сложившейся ситуации. Отец виноват – да, моя мать – катастрофически виновата, позарилась на женатого мужчину и никаких оправданий про то, что мама долго была не в курсе семейного положения любимого ею мужчины, Альбиной не принимались. А я для старшей сестры была заложницей ситуации, и, наверное, за это мне стоит быть благодарной. Альбина относилась ко мне по-доброму и с сестринской заботой.
Вы же помните, кто мои отец и сестра? Актеры. Не только по профессии, по натуре. Поэтому всё, что я о них говорю, всё, что я, как считаю, знаю об их отношении к людям, в том числе, ко мне, нужно делить на пять.
То самое доброе, сестринское отношение Альбины ко мне выражалось в том, что она беспрестанно мне улыбалась, брала за руку, с умилением вглядывалась в моё лицо, долго-долго, и неожиданно во всеуслышание могла объявить, что мы всё-таки похожи. Даже спустя десять лет нашего общения это происходило, будто по расписанию, и я каждый раз терялась и не знала, как реагировать. Чувствовала себя приблудной собачкой. Особенно на фоне сияющей сестры.
Вся жизнь Альбины была похожа на сияние театральных софитов. Они с отцом были символами успешной актерской карьеры, не в нашей семье, а, вообще, в нашей огромной стране. Они оба это знали, понимали, жили так, и их поведение не говорило ни о чем ином, как об успешности и о том, что они знают себе цену. Альбина любому человеку – не важно, знакомился он с ней лично или смотрел на обложку журнала, – казалась сияющей и счастливой. И, надо отдать ей должное, сестра отлично умела делиться своим внутренним светом с окружающими. Заряжала бодростью всех вокруг. За десять лет я, кажется, ни разу не видела Альбину расстроенной или уставшей, а уж тем более не в настроении. Не знаю, как ей это удавалось. Наверное, она себя чувствовала искренне счастливой, поэтому и держалась соответственно. В её жизни не случалось ничего, что способно было её по-настоящему расстроить. А если и случалось, то для решения любых проблем у неё был, во-первых, муж, а, во-вторых, агент. Альбина просто перекладывала все проблемы и неурядицы на их плечи, и тут же о них забывала. Она жила, чтобы быть счастливой.
Да, да, именно этому качеству Альбины я неизменно завидовала. У меня вот так не получалось.
Когда я вошла в столовую, за большим столом уже сидел отец, бабушка и Альбина. Увидев меня, сестра по-детски взвизгнула, вскочила, и кинулась меня обнимать. Я растянула губы в улыбке, очень надеялась, что выглядела в этот момент естественно. Обняла сестру в ответ, а когда та чуть отстранилась, чтобы взглянуть мне в лицо, я тоже на неё посмотрела и честно сказала:
– Замечательно выглядишь.
Альбина отступила от меня, кокетливо откинула волосы за спину.
– Знаю. Мой новый стилист – волшебник. Мне идет этот оттенок волос, не правда ли?
Её светлые волосы отливали настоящим серебром. Я кивнула.
– Очень красиво.
– Ты тоже хорошо выглядишь, – похвалили меня в ответ. Схватили за руку, и повели к столу. Аля обернулась на меня через плечо. – Похудела?
– Даже не старалась, – сказала я в ответ. Я посмотрела на отца, на бабушку. Сказала: – Доброе утро.
– Доброе утро, дорогая. Как спала?
– Хорошо, – соврала я. Наконец села за стол, налила себе кофе. Альбина устроилась на соседнем со мной стуле, выглядела деловой и очаровательной. На меня глянула.
