— Я сказал, что меня зовут Платон, — все еще улыбаясь, произнес мужчина.
— Это имя моего отца, — робко призналась я.
Почему-то мне стало душно, жарко, я чувствовала, что легкая испарина покрывает мой лоб. Тонкая летняя кофточка обтягивала мои роскошные формы, не скрывая, как вздымается от волнения грудь. И тут я вдруг подумала, что выгляжу не так, как хотелось бы. Голубые глаза мужчины смотрели на меня с нескрываемым интересом. Машинально я втянула живот, выпрямила спину. О боже, подумала я, как здорово, что я не надела обручального кольца! Лицо мое вспыхнуло, я резко опустила голову, пытаясь справиться с эмоциями. Я не могла поверить, что уже готова флиртовать с этим голубоглазым незнакомцем, улыбающимся мне так искренне, так добродушно. Это словно была не я. Вот-вот. Это просто не я. Это мое второе, соскучившееся по романтике и новизне «я» вдруг проснулось и завопило о себе. Надо бы его отшлепать.
— А как вас звать? — спросил мужчина, решив, что можно подтолкнуть меня к знакомству.
— Василиса! — с вызовом ответила я, подумав, что пока счет один-один.
— Редкое имя и такое интересное.
— Мне слишком часто об этом говорят.
— Сказать, что вы невероятно красивы, значит повториться и никак не привлечь вашего внимания, — пристально разглядывая меня, произнес Платон. Под его взглядом я снова сжалась. Мне показалось, что я стою посреди супермаркета голая. — О красоте лучше не говорить?
— Да, вы правы, — я пыталась отвечать заносчиво. — Красота — оболочка, которая видна каждому.
— Значит, у меня не получилось быть оригинальным. Я исправлюсь, правда. Дайте мне шанс.
— Будьте самим собой, — я пыталась сгладить грубость, которая прозвучала в моей последней фразе.
— Вы дадите мне шанс показать вам, каким я могу быть?
Тембр его голоса подействовал на меня как-то странно. Перед глазами все поплыло, окружающее пространство стало размытым, бессмысленным. Только улыбающиеся голубые глаза заполнили весь мир. Я почувствовала, что теряю контроль над своим телом. Оно жаждало ласки, неведомых прикосновений, сжигающей страсти. Мне было стыдно, страшно, но одновременно приятно. Словно вернулась лет на семь назад, когда на каждом шагу тебя ждали приключения, романы, мужчины, которых ты могла либо приветить, либо отвергнуть. Как приятно ощущение влюбленности или того пограничного состояния, которое лучше всего, что будет потом. Легкое, едва уловимое, запредельно чистое. Следующая стадия — любовь: взрослая игра, в которой нет правил. Есть только страстное желание и секс. Я давно не ставила знак равенства между любовью и сексом — две ипостаси, в идеале дополняющие друг друга, почему-то чаще всего — существуют отдельно. Это у мужчин любовь и секс — синонимы, у них все иначе. Гормональный штурм у них перекрывается чувственностью. Разрядка, облегчающая жизнь, позволяет после секса спокойно взирать на женские формы, все отступает на время. Пауза зависит от темперамента, то есть сексуального аппетита. У нас, женщин, иное восприятие противоположного пола. Хотя… расписываться за весь слабый пол не стану. Даже у нашей тройки совершенно разное восприятие жизни, отношение к сексу, в частности, Лада, я и Варька — мы такие разные. Я вдруг попыталась себе представить, как бы реагировали мои подруги на ситуацию, в которой оказалась я. Попыталась и оставила эту мысль. Порой мне трудно прогнозировать свою реакцию, стоило ли напрягаться и думать за других, пусть даже близких подруг.
Я смотрела на красивого голубоглазого блондина, ощущая все возрастающий интерес к нему. Это знакомство не могло иметь продолжения — говорила я себе, но тут же вносила поправку — основательного, долгого, перспективного продолжения. Немного остроты мне никак повредить не может. Любая, самая пресная еда приобретает совершенно иной вкус, когда в нее добавить чуть-чуть перца. Он возбуждает аппетит, заставляет поглощать невероятное количество еды. Ты не замечаешь, как голод накатывает на тебя горячей, острой волной. Приятные ощущения, которые хочется повторить. Вот я и боялась, что если мне понравится это приключение, то захочется повторить. И каждый раз должно появляться нечто новое, еще более возбуждающее. К чему это может привести?
Однажды я поняла, что одного мужчины мне мало. Это было страшное ощущение подступающего саморазрушения. Это ощущение было коварно, оно угнездилось глубоко внутри и оттуда диктовало мне линию поведения. Ему это неплохо удавалось. И тогда я была не я. Полностью подчиняясь, я не видела причины сопротивляться. Почему-то такие чувства возникали каждый раз, когда я обижалась на мужчину, с которым у меня не сложились отношения. Нет ничего более тягостного, чем ощущать, как горечь переполняет и разрушает твое тело, туманит разум. Горечь и обида делают тебя доступной, легко разрешающей себе новые связи. Размывается граница между близостью и развратом, здоровым желанием и погоней за наслаждением. Попадаешься на крючок своего второго «я», своей копии, которая вовсе не похожа на оригинал. Даже у Лады вызывали удивление мои сексуальные фантазии, мои неуемные желания, рвущиеся наружу. Если я удивляла ее, это что-то да значило!
Бывает, легко начать, а остановиться не получается. Вот почему появление в моей жизни Лузгина оказалось как нельзя кстати. Впрочем, как в свое время и Шурика Забавы. Шурик разорвал длинную цепь ничего не значащих романчиков. Он вырвал меня из паутины, в которой я все сильнее запутывалась. Мне оставалось лишь дождаться паука, который парализует меня своим ядом. В роли паука мог выступить алкоголь, бесконечная смена партнеров, что-то еще более разрушающее.
Лузгин подарил мне надежду на счастье. Он стремительно ворвался в мою жизнь, ошеломил и поразил тем, что может сделать мужчина из любви к женщине. Совершенно не понравившийся мне с первого взгляда, он расположил меня к себе, ошарашил буквально своими неожиданными превращениями из грузного, маленького, ничем не примечательного мужчины в стройного, словно подросшего, заметного, стильного, пройти мимо которого невозможно. Естественно, Лева не подрос в буквальном смысле, но на моих глазах произошло нечто невероятное, сказочное, чего я не могла не оценить. Женщине приятно осознавать, что ради нее мужчина готов на безумства, на подвиг, согласен терпеть лишения, становиться поэтом. Лузгин говорил так, что его слова звучали для меня сонетами Шекспира. В них была страсть, непобедимое чувство и надежда на хэппи энд, который так часто отсутствует у классиков.
Неувязочка вышла лишь в одном: мое постоянное одиночество. У меня его было в избытке и до замужества. Какая разница быть одинокой, разведенной или замужней женщиной? Я — молодая, здоровая, жаждущая любви, вынуждена изредка получать зависящую от напряженного рабочего графика порцию супружеских наслаждений. Медовый месяц в Испании я вспоминала как самый светлый период нашего брака. Из девяти месяцев семейной жизни добрую половину я провела в ожидании супруга. Просмотр фильмов в качестве развлечения в долгие бессонные ночи перестал меня устраивать. Мне надоели киношные страсти, мне надоело переживать их вместе с главными героями. Я хочу реальных страстей в реальной жизни. Неужели Лева не понимает, что только это может сделать меня счастливой? Я так жаждала ласк, так нуждалась в словах, от которых кружится голова и возникает непередаваемое чувство полета. Ведь было же все это. Я летала во сне, и мне снились ромашковые поля. Этот сон повторялся всегда, когда у меня все ладилось, когда на душе спокойно. Но вот уже несколько месяцев как я сплю без сновидений, которые, словно индикатор, фиксируют благополучие.
Я не хотела говорить с Левой о своей неудовлетворенности. Я боялась, что он станет плохо думать обо мне. Я не хотела его разочаровывать. Тем более, я услышала от него однажды:
— Секс — или крутая лестница в мир удовольствий, или вязкая болотистая тропинка в никуда.
Он сказал это после того, как я уговорила его посмотреть со мной фильм Кубрика «С широко закрытыми глазами». Я пыталась намекнуть ему о собственных проблемах. Заключительные слова героини как нельзя лучше подходили для моего душевного состояния. Это даже не слова, а одно-единственное слово. Я завороженно читала его по губам своей любимой Николь Кидман и хотела, чтобы это слово стало нашим с Левой девизом. Хотя бы на время, хотя бы на тот период, пока я не почувствую, что во мне зародилась новая жизнь. Потом, я надеялась на это, я буду занята заботами о малыше и отвлекусь от мыслей о собственной неудовлетворенности. Я знала, что Лузгин не против детей, но с таким деловым графиком нам придется еще очень долго довольствоваться друг другом, да и то в паузах в череде командировок, экстренных ночевок в офисе. Даже когда мы расставались почти на целый месяц, у меня не осталось воспоминаний о жаркой ночке перед Левиным отъездом. Ее попросту не было. Я считала выше собственного достоинства напрашиваться на ласки, а Лева проводил последние часы перед разлукой в бесконечных телефонных звонках. Он опомнился лишь тогда, когда за ним приехала служебная машина.
