— Я ведь не отстану, ты знаешь.
— Оставь нас в покое! — взрывается она. — Что тебе от нас нужно? У тебя своя семья, жена, сын. Иди к ним, занимайся ими, забудь обо мне.
— Ну уж нет! Так не пойдет.
Хватаю ее за руку и тащу на кухню, прямо в обуви и одежде. Усаживаю на диван в угол и сам сажусь вплотную, чтобы ей некуда было сбежать.
— Я не уйду, пока ты не ответишь на мои вопросы.
Она сглатывает и отворачивается, явно не собираясь мне помогать. Что ж, я бы не стал хорошим юристом, если бы не научился выбивать сведения.
— Что ты сегодня делала в этом ресторане?
— Не твое дело! — огрызается она.
— Хорошо, допустим. Но оно стало моим, как только меня попытались ударить. Так что я спрошу еще раз: что произошло сегодня?
Мила кусает губы, но молчит. Я вижу, как ей не хочется рассказывать, но все равно добьюсь ответа. Понятно же, что не по собственной воле она там оказалась.
— Пожалуйста, ответь. Я хочу помочь.
Беру ее ладонь в свою и начинаю поглаживать большим пальцем. Она крупно вздрагивает и смотрит на меня испуганными глазами. В них страх, недоверие, но где-то в самой глубине теплится надежда. Но потом она качает головой.
— Ты все равно не сможешь помочь.
— А ты попробуй.
И внезапно ее прорывает. Она выдергивает руку, закрывает лицо и начинает плакать и сквозь слезы рассказывать о брате, о долге, а мужчине, что ворвался в ее квартиру с требованием денег, об угрозах в сторону дочери.
От ее слов у меня волосы дыбом встают. Угрожать тем, что будешь отрабатывать долг натурой — это одно. А угрожать, что то же самое ждет твою малолетнюю дочь совсем другое. Это за гранью. И кем бы ни была Ира, дочь она мне или нет, я не могу оставить это все и пустить на самотек.
— Ты его хорошо разглядела? — спрашиваю, а сам прокручиваю в голове, что можно сделать в этой ситуации.
— Н-не знаю, — отвечает Мила, всхлипывая. — А что?
— Ну я мог бы пробить его по своим каналам…
— Не лезь в это. Я сама разберусь.
— Да? И что ты сделаешь? — Мила замолкает. — Где достанешь деньги? Сколько, говоришь, у тебя требуют? Пятьдесят штук? А ты в курсе, что как только они их получат и убедятся, что ты может их достать, потребуют в два раза больше? Еще и на счетчик поставят.
Глаза Милы распахиваются, а губы начинают дрожать. Ну уж нет, еще одной истерики я не вынесу. Ненавижу, когда женщины плачут. Не выношу вида женских слез.
— Теперь понимаешь? — Она часто кивает. — Почему в полицию не пошла?
— Да кто мне поверит…
— В смысле?
— Ну Егор же должен…
— Вот именно, должен твой брат, ты тут при чем?
— Они меня найдут.
Вздыхаю. В принципе она права. Даже если поймать и посадить того, кто к ней приходил. это не решит проблему. Тут нужны кардинальные меры.
— Значит, так. — Достаю бумажник и вытаскиваю визитку. — Вот, завтра позвони ему, скажи, что от меня. Опиши ситуацию, действуй, как он скажет. на работу не ходи. Скажи, что заболела. Никуда не выходи, дверь никому не открывай.
— А как же… — Мила непонимающе хлопает ресницами. — Ну там еда и прочее.
— Напиши мне список необходимого, я привезу. Откроешь только мне.
— Это бред какой-то, — трясет она головой. — Я не хочу быть пленницей в собственном доме.
— А жить хочешь? А как же Ирка? О ней ты подумала?
Мила опускает взгляд и снова всхлипывает. А потом поднимает мокрые от слез глаза.
— Почему ты все это делаешь?
И правда, почему? Шесть лет назад она бросила меня, ничего не сказав, просто растворилась в ночи, наплевав на все, что у нас было, на время, проведенное вместе, на мое предложение руки и сердца. И вот теперь я пытаюсь спасти ее от бандитов, которые требуют деньги. Зачем?
— Потому что не бросил бы никого в такой ситуации, — отвечаю твердо, пытаясь убедить самого себя. — Ну и потому, что… Ира, как я думаю, моя дочь.
— Нет! — Мила снова вскакивает. — Она моя дочь. Только моя.
— Хорошо, я понял, успокойся. Она твоя, все. Я просто желал убедиться. Потому что хотел бы знать о своем ребенке и воспитывать его.
— У тебя есть сын. Вот и воспитывай.
Вздыхаю. Вот ведь упертая. Но я все равно выясню правду. Чего бы мне это ни стоило.
— Ладно, закрыли тему. Но в остальном ты меня послушаешься?
Мила хмурится и кусает губы, явно обдумывая то, что я сказал.
— Хорошо. Я это сделаю. Но только из-за Ирки. Только поэтому. И я не хочу быть тебе обязанной.
— Ты не будешь мне ничем обязана. Я делаю это только для того, чтобы посадить тех, кто этого заслуживает. Считай, что ты просто исполняешь свой гражданский долг, хорошо?
Она кивает, а у меня с души словно камень падает. надеюсь, она не передумает до утра.
— Осталось только одно.
— Что?
— Вернуть Иру домой. Тебе выходить опасно, поэтому я ее приведу.
— Она давно спит!
— Не волнуйся, я ее не разбужу. Позвони соседке, скажи, что я сейчас спущусь.
Мила нехотя набирает номер, извиняется за поздний звонок и говорит, что Иру сейчас заберут. Видимо, соседка возражает, но я уже не слушаю, выхожу из квартиры и спускаюсь этажом ниже, стучу в заветную дверь. Она тут же распахивается, на пороге недовольная старушка.
— Не даете ребятенку поспать. утром бы забрали. Вот неймется…
Она говорит и одновременно идет куда-то вглубь коридора. я следую за ней. Захожу в комнату — девочка сладко спит, положив ладошку под щеку. Аккуратно поднимаю ее, стараясь не потревожить, и, прижимая к себе, несу домой.
По дороге отмечаю, какая она легкая. Ира слегка улыбается во сне, и я ловлю себя на мысли, что готов всю жизнь смотреть, как она спит. Но путь слишком короткий, чтобы я успел насладиться сполна. Опускаю девочку в ее кроватку, и она поворачивается на бок. Так и не проснулась, хорошо. Накрываю ее одеялом и выхожу, выключая свет.
— Спит? — спрашивает Мила. Я киваю.
— Завтра прямо с утра звони ему, — киваю на визитку в ее руках. — И ничего не бойся, ладно?
Поднимаю ее подбородок и заглядываю в глаза. Привычно тону в их глубине и понимаю: если сейчас не уйду, у меня будут большие проблемы. Потому шепчу:
— Спокойной ночи, — и стремительно выхожу, захлопывая за собой дверь. Дожидаюсь, пока в замке повернется ключ, и только спускаюсь к машине. Во что я ввязался?
Людмила
Несмотря на то, что не понимаю мотивов Дени, очень хочется ему довериться. Отдаться, как раньше, его заботе, вниманию, хоть на минуту вновь стать слабой, позволить мужчине решить все свои проблемы и ни о чем не думать. Но не могу себе этого позволить.
Однако утром все же слушаюсь Дениса и рано утром звоню Антонине Николаевне.
— Да, здравствуйте, — специально хриплю в трубку. — Я заболела.
— Как не вовремя, — сокрушается заведующая. — Совсем плохо, да?
— Ужасно, — сиплю и кашляю в трубку. — Голова раскалывается, кажется, температура, горло болит. Ирка вроде здорова, но отвести некому. Так что мы не придем.
— Ох, мне и заменить тебя некем, — начинает давить на жалость Антонина Николаевна. — Анна Григорьевна одна не справится, да и права не имеет…
— Зато вы имеете, — возражаю. — Представляете, я приду больная и заражу детей. Их родители нас потом в клочья разорвут.
Этот довод оказывается действенным. Заведующей явно не нравится перспектива, поэтому она поспешно соглашается с тем, что мне лучше спокойно лечиться. Желает мне скорейшего выздоровления, и я вешаю трубку. Наконец-то могу говорить нормальным голосом.
— Мамочка?
Ира проснулась. Стоит на пороге, потирая глазки.
— Привет, солнышко. Иди еще поспи, мы сегодня не идем в садик, я решила сделать нам выходной.
— Ура-а, — улыбается дочка. — А я не хочу спать, можно поиграю?
— Конечно, котенок. А я пока приготовлю завтрак.
Ирка кивает и уходит в свою комнату. А я дрожащими пальцами беру оставленную мне Деней визитку. Тадевосян Арсен Ваганович — значится на ней крупными золотыми буквами на черном фоне. И номер телефона. Набираю. Слышу голос с ярко выраженными южными нотками. Глубоко вдыхаю и кидаюсь в омут с головой.
