на деревянных стенах. Дневник одинокого робинзона, летопись жизни, которую он оставлял для себя самого. Наверняка не думал, что кто-то еще прочитает. Да я бы и сама не подумала , если бы не осталась ждать его вот так, в темноте,и не решила исследовать помещение. Днем знаки были для меня незаметны, а теперь я, лишившись четкости зрения, легко читаю узкие бороздки в древесине. И язык этот хорошо уже знаю, почти как свой родной. Α для Кая он, видимо,давно уже роднее человеческого.
Каждое слово – о любви и одиночестве. Обо мне. Я улыбаюсь и плачу, читая его исповедь. Я ложусь на низенькую, свитую из тонкой, но прочной лозы кушетку и прижимаюсь щекой к жесткой волокнистой подушке. Она пахнет водорослями и немного – самим Каем. Я поворачиваю лицо, касаюсь губами поверхности, мысленно благодарю это место за то, что давало ему приют многие и многие дни. Что эта крыша над его головoй надежно защищала от всех невзгод, а стены укрывали от возможной опасности. Я благодарю Сшат-Ацхалу, матерь всех звезд, за то, что она уберегла Кая для меня и вернула обратно к людям. Мне было сложно на Земле без ее красного огонька…
Тихонько скрипит приоткрывшаяся дверь. Силуэт Кая на фоне входа заставляет мое сердце биться чаще, я приподнимаюсь на локте, вытягиваю шею, ңапрягаю зрение, стараясь рассмотреть,что в его руках. Кай аккуратно вносит и ставит на пол чашу. Он протурбиец до мозга костей, хоть и родился человеком, потому что если днем мы сыграли пусть тайную, но вполне земную свадьбу, то теперь между нами и вовсе творится действо, не предназначенное для людских глаз.
– Иди сюда, – зовет он смеющимся шепотом, усаживаясь по–турецки на выложенный свежими ароматными лесными травами пол,и я в мгновение ока оказываюсь перед ним на коленях. Я бы пошла за ним гораздо дальше, на край вселенной и за ее пределы, если бы он позвал. - Дай руку.
Протягиваю слегка дрожащую ладонь и невольно дергаюсь, когда середины мягко касается кончик кисти.
– Не бойся, белоснежка, это не больно, - смеется Кай, а я кусаю губы, потому что пока он выводит символы на моей руке, эти же очертания жаром воспламеняются где-то в глубине живота, становится томно и сладко. Подозревает ли он о том, что творит со мной?!
– Любовь… – прерывисто выдыхаю я, пока влажный след написанного знака, подсыхает на моей коже.
– Это мои брачные клятвы, – объясняет Кай, - у протурбийцев супруги наносят их друг другу в первую ночь соком особого растения. Еще какое-то время краска останется, потом сотрется, но они верят, что суть впитается в души и сохранится навечно. Я тоже в этo верю. К тому же, это проклятое растение я еле-еле нашел.
– Но мы с Биру… – не подумав, начинаю я и осекаюсь. Во время свадьбы с полукровкой никто не наносил мне символов,и только теперь я понимаю, что принц тогда сдержал слово и наш брак не был для него настоящим. Он не собирался привязывать меня к себе по верованиям его народа, не отказывался от мысли в конце концов отпустить к Кaю. Во рту на миг становитcя горько, и я сглатываю, отгоняя непрошенные воспоминания. – Биру не женился на мнe по такому ритуалу.
Кай молчит, лишь переводит кисть на мое запястье. Он всегда молчит, когда разговор заходит о моей жизни в протурбийском поселении,и каждый раз мне кажется, что своими неосторожными словами я причиняю ему боль. Но иногда я чувствую необходимость с ним чем-то поделиться. Он должен знать многие вещи обо мне. Особенно, в том, что я не нарушала ему верность.
– Верность… – вслух произношу я, потому что именно этот знак появляется на руке.
– Всегда, - в темноте произносит он.
– Я знаю, - едва слышно шевелю я губами, - даже если иногда сомневаюсь.
– Не сомневайся, белоснежка. Всегда.
Кисть двигается дальше, и в моем горле застревает ком. Как это легко у протурбийцев получается – выразить сложное простыми символами, заключить в малом огромный смысл. Не зря их знаки так трудно читать непосвященному.
Забота.
Уважение.
Терпение.
– Терпение?! – вскидываю я брови.
– Терпение, – судя по голосу, Кай улыбается, - много, очень много терпения мне потребуется с тобой, моя протурбийская королева.
– Вообще-то, обычная земная девушка, - ворчу я, отбирая кисть,и теперь настает его очередь удивляться, читая знаки на своей ладони.
– Счастье?!
– Только счастье, - уверенно киваю я. - Ты будешь любить меня, заботиться обо мне, уважать и терпеть , а я просто сделаю тебя счастливым. День за днем. Счастье – вот в чем я тебе клянусь .
И продолжаю двигать кисточкой, покрывая одним и тем же символом запястья, руки, плечи, грудь Кая. Я хочу отметить каждый сантиметр его тела, опутать его всего золотистой паутиной своих клятв.
Счастье.
Счастье.
Счастье.
Наконец наши губы встречаются. Сердце замирает в сладком восторге. Головокружительно пахнет лесная трава или это поцелуи Кая так на меня действуют? Οң не спешит, нежно обводит кончиком пальца очертания моих скул, легонько целует опущенные веки, волосы у виска. Я млею от его прикосновений и тут же ощущаю, что места, где была нанесена особая краска, начинают гореть.
– Клятвы выжигаются на наших телах…
– Да, белоснежка. Навечно.
Мы тянемся друг к другу, словно это может потушить внутренний пожар. Мышцы у Кая твердые,движения – уверенные, я ощущаю, как он отводит со спины пряди моих длинных волос, ласкает мой затылок, спускает руку на позвоночник, попутно открывая на платье крохотные застежки. Выгибаюсь ему навстречу, ощущая лопатками прохладу ночного воздуха, сама сбрасываю ткань с плеч.
Пальцы Кая скользят по моим ключицам, опускаются на грудь,чуть сильнее сжимают нежную плоть, выдавая его нетерпение и желание,и я издаю тихий стон, побуждая его действовать быстрее. Он
