Дверь с грохотом распахнулась, и Макс ворвался вместе со светом от ламп из коридора.
— Какого черта, ты орешь как резанная? — Макс нажал на клавишу выключателя в комнате.
Он хотел что-то еще ей высказать, а еще всыпать ей по первое число за то, что устроила этот ор посреди ночи, но остолбенел от увиденной картины. Под Лёлей расползлось огромное кровавое пятно, бедра были все в крови. Девушка пыталась сдержать крик, но боль была нестерпимой.
— Ого, Макс! Ни х*я себе! Это ты такое … — Гвоздь, пришедший на крик, стоял за спиной Харламова у распахнутой двери в комнату. Он не договорил, осекшись под бешеным взглядом Макса.
— Вызывай срочно Каца! Бегом! — Бросив это Дэну, он уже направился к Лёле, — Не кричи, тихо, Леля. Прекрати, сейчас я помогу тебе, — Макс отстегнул наручники и теперь завис прямо над ней, рассматривая ее, и пытаясь понять, что произошло.
— Он едет, будет через 15 минут, — в проеме двери снова появился запыхавшийся Гвоздь.
— Дэн, иди на кухню, найди обезболивающее, которое при огнестрелах Кац давал. Быстрее давай, — Макс подхватил на руки стонущую и сжавшуюся Лёлю и направился с ней в ванную. Он аккуратно положил ее на дно ванны и стал набирать холодную воду. Девушка вцепилась побелевшими пальцами в бортики ванной. Снова ледяная вода, снова ванна, снова он навис над ней — самый страшный кошмар Лели повторялся. Только теперь вместо удушья была нестерпимая боль.
— Потерпи, малыш. Сейчас подоспеет Айболит, он тебе поможет, — Макс гладил ее по голове и направлял душевую лейку, пытаясь смыть кровавые разводы с ее ног.
Харламов считал, что холодная вода сможет остановить кровотечение. Лёле действительно стало немного легче, но теперь она стучала зубами от холода. Гвоздь принес обезболивающее. Макс с жалостью наблюдал за тем, как она дрожащими непослушными пальцами пыталась раскрыть блистер таблеток. Забрал их у нее, вынул таблетку из упаковки, положил ей в рот и поднес к ее посиневшим губам стакан с водой:
— Пей, Леля. Давай.
— Что тут у вас такое? — за спиной Харламова появился Иван Кац.
Кац был не просто врачом, который в доме Харламова видел много чего, о чем должен был немедленно сообщить в полицию. Он был его другом детства. Таким, который будет с тобой до конца жизни. Тем, кто мог без боязни сказать Харламову то, что думает. Внешне и по характеру он был словно оживший книжный герой Доктора Ливси из «Острова сокровищ». Такой же улыбчивый, неунывающий и с этими своими не всегда уместными шуточками.
— Так! Все выметайтесь отсюда, оставьте меня с пациенткой наедине, — скомандовал Ваня, внезапно став серьезным.
— Обойдешься! Я тут побуду, — пробурчал Харламов, прислонившись к стене.
— Макс, пошел вон, я сказал. Мне осмотреть девочку надо, — настаивал Кац.
— Я там все видел, — огрызнулся Макс.
— Макс! Выйди, твою мать! — психовал Кац. По висящим на запястье Лёли наручникам, он уже понял, что она здесь не по своей воле, и хотел убрать психологическое давление на пациентку.
Харламов, шумно выдохнув через нос, выругался и, выйдя из ванной, хлопнул дверью.
* * *
— И что это было? — спросил Харламов Каца, который вошел в кухню, где все это время находился Макс, ожидая результатов осмотра Лели. Кац взял стакан, набрал воды и залпом выпил его.
— Макс, женщины — это не резиновые куклы! Женский организм — это сложный механизм, и стресс, прием непроверенных препаратов могут привести к масштабному сбою. Поэтому твое скотское обращение с ней, могло ее убить сегодня, — Кац осуждающе сверлил Харламова взглядом.
— Учитывая, чем эта сучка занимается, долго она не проживет. Так что чуть раньше, чуть позже… — зло фыркнул Макс.
— Ты хоть представляешь, какую боль и ужас девочка испытала только потому, что ты, козлина, решил кончить в нее? И не приковывай ее. У нее такая кровопотеря была, что в ближайшие три — четыре дня она подняться с кровати без помощи не сможет. Так, что в наручниках нет смысла, — Кац злился.
— Не смотри на меня как на врага народа! Ты понятия не имеешь кто она! — Макс скрестил руки на груди.
— Макс, с каких пор ты отыгрываешься на бабах? Ищи мужика, который за ней стоит, и открути ему яйца. Ты насиловал ее? — Ваня не выдержал и задал вопрос, который не давал ему покоя.
— Ты чокнулся? Нет, конечно! Она сама послушно ноги раздвигала.
— Сама? Или ты как-то ее заставил? — не унимался Кац.
— Ты, что, бл*дь, в ее защитники записался? Что она тебе наговорила? — Харламов тоже стал заводиться.
— Она вообще не хотела со мной разговаривать. Я из нее клещами вытащил информацию о том, что она вчера выпила неизвестные ей таблетки и для чего! У нее взгляд остановившийся! Я руку резко к ней протянул, она так дернулась, как будто я ее ударить собираюсь! А когда я ее на кровать положил и шприц достал, чтоб инъекцию сделать, она спросила меня то, от чего на мене волосы на всем теле дыбом встали! — Кац ненавидящим взглядом смотрел на Макса.
Он замолчал и изучал лицо друга. Хотел понять, неужели Макс действительно может быть настолько жестоким извергом, чтоб довести девушку до такого состояния.
— Да, не томи уже! Что она спросила? — занервничал Харламов.
— Можно ли сделать так, чтоб кровотечение не останавливалось, но только чтоб не было так больно! Она умереть хочет, но только чтоб не было больно! Макс, какого х*я происходит?
Макс молчал. Ну не говорить же Кацу, что он собирается ее пристрелить, как только решит этот вопрос со страховкой и найдет того парня, с которым она была в аэропорту. И только сейчас он понял, что когда постоянно говорил об этом своем намерении, Лёле, он, по сути, морально убивал ее. "Я отнял у девчонки надежду, по ходу сломал ее. Бл*дь, гуманнее было не говорить ей о том, что у нее нет шансов, или уже грохнуть ее, чтоб не мучилась. И что теперь делать? Убивать — рано. Обмануть ее, дать ложную надежду? Наверное, это единственный выход…", — размышлял Харламов, пока Кац прожигал его взглядом.
— Ну что ты смотришь? Да! Я перестарался! Кто ж знал, что у не такая тонкая душевная организация? Пугал ее, давил… Я все понял, папочка! Впредь буду паинькой, — в шутливой манере попытался разрядить обстановку Макс.
— Не будь гондоном! Не измывайся над тем, кто не может дать тебе по зубам! Я привык к тому, что ты не живёшь жизнью праведника, но это, бл*дь, чересчур! Если я ещё раз приеду, и девчонка будет в таком состоянии или хуже, то по зубам тебе дам я! Усёк?
— А я прям буду стоять и зубы подставлять! Ваня, я тебе уже сказал! Ты понятия не имеешь кто она!
— Кем бы она ни была, прекрати! Будь мужиком! У нее воспаление — это аллергическая реакция на таблетки, что ты ей дал. Потому, если ты не садист, конечно, в чем я уже не уверен, не трахай ее, она будет испытывать адскую боль. Список назначений я оставил на столе в ее комнате. Следи за тем, чтоб она пила таблетки и питалась хорошо, потому что она сама, судя по всему, этого делать не будет, — Кац с психом вышел из кухни, не прощаясь.
"Ты посмотри, как она одной фразой его разжалобила и настроила против меня! Ну, сука, подожди! Сейчас я тебе устрою, актриса погорелого театра!", — Харламов в ярости взлетел по лестнице и ворвался в комнату к Лёле, включая яркий свет. Девушка даже не шевельнулась. Она лежала на боку на кровати, завернутая в простыню, закрыв глаза.
— Так что, Леля? Не можешь дождаться, когда я тебе пулю в лоб пущу? Решила сама откинуться побыстрее? Давай, так даже лучше! Облегчишь мне задачу! Я так понял препараты, что тебе врач назначил, не покупать, чтоб зря деньги не тратить? — язвил Макс, нависнув над ней. Она не двигалась, — Так что там? Колеса тебе покупать? Или уже не надо? — и Харламов тронул ее за плечо.
Снова никакой реакции не последовало. Это ее поведение напрягало, и он присел на корточки у кровати и схватил ее за подбородок. В этот момент он почувствовал, насколько у нее холодная кожа. "Черт! Я ее ледяной водой мыл, а она ещё много крови потеряла, у нее, наверное, температура 35! В таком состоянии она глаза открыть не может, не то, что говорить. Если я выйду сейчас за дверь и оставлю ее без помощи до утра, она и, правда, кони двинет", — размышлял Макс, внимательно рассматривая ее лицо. Девушка явно была в забытьи. Матерясь, Макс поднялся, нашел список препаратов, оставленных Кацом, спустился с ним вниз и передал Гвоздю, чтоб все срочно купил в какой-нибудь круглосуточной аптеке. Затем вернулся в комнату к Лёле, нашел плед, теплые носки. Когда стал снимать с нее простынь и перевернул ее на спину, она глухо застонала и вдруг, как то совсем по-детски, всхлипывая, стала плакать. Лёля полностью была обнажена. Футболка Макса, что была на ней до этого, была мокрой и запачкана кровью, потому Кац, не найдя одежды для нее, и завернул ее в простынь. Макс надел на нее носки и свой свитер, лег рядом, обняв ее, чтоб согреть, и накрыл их обоих пледом.
