Ознакомительная версия.
Она все равно не была уверена, что справится, но Костя взял дело в свои руки, и работа закипела. Вдвоем они ловко отставили вечерние уколы, померили давление, проверили состояние послеоперационных больных и в первом часу ночи закончили плановые труды.
В сестринской легла спать Вероникина напарница, великодушно разрешив влюбленным «пристроиться в каком-нибудь укромном местечке».
Взявшись за руки, ребята вышли в коридор и переглянулись на пороге, словно отправлялись в долгое и опасное путешествие… Костя повел Веронику мимо палат, потом они повернули в извилистый коридор и оказались в учебной комнате. Большое темное окно, разномастные парты, стены, в незапамятные времена покрашенные в небесно-голубой цвет… А по стенам – стеллажи, уставленные банками с заспиртованными человеческими органами.
Опытная Вероника сразу распознала печень, червеобразные отростки всевозможных размеров и конфигураций, желудки и участки кишки с разными интересными заболеваниями.
Стало грустно оттого, что хозяева этих органов давно мертвы. Будто они с Костей пришли не в учебную комнату, а на кладбище.
– Пойдем отсюда? – робко попросила она.
– Вряд ли мы найдем другое пристанище. – Костя нежно обнял ее. – Просто не смотри по сторонам.
Он то крепко прижимал ее к себе, то, отстранившись, гладил невесомыми пальцами, стесняясь своей нежности. А потом Вероника сама взяла его руку и положила себе на бедро.
– Продолжай, пожалуйста, – сказала она решительно.
– Ты думаешь, что готова к этому?
– Давно!
Костя растерянно выпустил ее из объятий, и они уселись рядышком на парте. Двое испуганных одиноких детей, ничего больше.
Вероника хотела обидеться, но ее плечо будто само прислонилось к Костиному плечу, а рука нашла его руку и уютно устроилась в ней.
– Я так боюсь сделать тебе больно или испугать тебя… Обещай, что сразу остановишь меня, если это тебе не понравится.
Но любопытство давно пересиливало в Веронике страх потери невинности, она еще до знакомства с Костей желала вкусить запретного плода и завидовала подружкам, уже успевшим изведать новые ощущения.
…Оказалось, что эти самые ощущения, эти судороги тела и яркие вспышки на периферии сознания значат так мало! Соединение их тел было лишь способом слияния душ…
Сидя в анатомическом зале, Вероника рассеянно вертела в руках макет черепа, не в силах думать о том, где у него какие отверстия, а где какие отростки. Волнуясь и смущаясь, она вспоминала каждую секунду их с Костей ночи, и если бы преподаватель вызвал ее сейчас и спросил об устройстве крыловидно-небной ямки, круглой отличнице Веронике нечего было бы ответить.
На латыни пришлось прийти в себя – Нинель Федоровна Рыбкина могла бы обратить к изучению своего любимого языка даже человека, находящегося под наркозом. Вероника вяло просклоняла словосочетание, получив первую за время учебы тройку, и принялась мечтать о том, как они с Костей будут жить, когда поженятся.
«Зачем это высшее образование, – размышляла Вероника, – латынь эта… – Мысленно она позволила себе эпитет, несвойственный благородному древнему языку. – Костя – вот что главное в моей жизни. Тем более что я, наверное, скоро залечу, если еще не беременна. Ему нужна верная подруга, а не баба, занятая работой не меньше, чем он. Он такой талантливый… Отучусь еще два курса, чтобы иметь право работать медсестрой, и все. А может, и не отучусь, если придется идти в декрет. Тогда санитаркой пойду работать».
С трудом она заставила себя не покинуть класс посреди занятия. В самом деле, какой смысл здесь сидеть, если у нее есть Костя?
Ей хотелось поскорее увидеть любимого, но после занятий нужно было ехать домой, чтобы помыться и переодеться.
В метро было тесно и душно, и бессонная ночь дала о себе знать. Силы оставили Веронику внезапно, будто кто-то выключил рубильник внутри ее организма и обесточил все жизненно важные системы.
На выходе она налегла плечом на тяжелую дверь вестибюля и поняла, что не в силах ее открыть.
Она побилась в дверь, как средневековые рыцари в ворота осаждаемой крепости, – безрезультатно. Другие пассажиры, видя ее мучения, думали, что дверь заперта, и шли через другие выходы, поэтому помощи не предвиделось.
– Девушка! Вы не меня ищете?
– Костя! – Он возник непонятно откуда. – Как ты здесь оказался?
– Пришел тебя встретить, малыш. Так и думал, что ты поедешь домой, а не ко мне.
Вдвоем они легко победили злокозненную дверь. Костя взял у нее сумку с книгами.
– Я хотела привести себя в порядок… – нерешительно сказала Вероника.
– Давай. Подожду тебя во дворе.
Как тут было сказать ему, что она безумно хочет спать?
Костя повел ее в кафе при еще не переименованной гостинице «Ленинград». Стены заведения были отделаны грубой веревкой, поэтому в народе кафе называлось «канатником». Вероника знала, что среди курсантов академии «канатник» считается очень солидным местом, которое посещают только в торжественных случаях.
– Давай поженимся? – сказал Костя сразу, как только они сели за столик и заказали бутылку вина.
– Давай. До моего дня рождения осталось всего два месяца, и тогда можно идти в загс.
– А потом еще месяц ждать, пока нас распишут! Прошу тебя, поженимся сейчас.
– К чему такая спешка?
– Вероника, ты очень красивая… Мало ли что случится за это время. Вдруг кто-нибудь уведет тебя? Или ты сама поймешь, что достойна большего, чем нищий курсант без особых перспектив.
– Не говори глупостей! – закричала она. – Ты для меня – единственный мужчина! Влюбиться в другого для меня так же нелепо, как полюбить женщину.
Костя хмыкнул, и его рука под столом легла на ее коленку.
– Послушай, – сказал он, – мне все равно придется знакомиться с твоей семьей, так какая разница, сейчас или через два месяца? Вдруг твои не будут так уж сильно против и подпишут согласие на брак?
Толком они не знали, какие формальности требуются от родных малолетней невесты.
– Хорошо, – сдалась Вероника, хотя перспектива предъявить жениха отцу и Наде повергала ее в ужас, – завтра вечером ты официально попросишь моей руки. Только предупреждаю: после теплого приема, который тебе окажут мои родственнички, ты, скорее всего, раздумаешь на мне жениться.
Он засмеялся:
– Я не раздумаю, даже если твоя сестра окажется гигантской коброй из лесов Амазонии, а отец – огнедышащим драконом.
По мере приближения к дому Веронике все глупее казалась затея представления Кости родственникам. Ее тошнило, а колени подгибались в прямом, а не в фигуральном смысле.
Она часто останавливалась и просила любимого вернуться в общежитие, пока не поздно.
Ознакомительная версия.
