Я вышла на «Театре кукол» (заплатила за проезд тыщу) и пошагала в сторону танка. Тут идти-то с километр, а времени ещё пятнадцать минут. Можно не торопиться.
Он стоял около танка и поглядывал на проезжающие автобусы-трамваи. В курсантской парадке. На груди какие-то значки, здоровенный крест белый, натурально как медаль. Руки за спиной. Господи, надеюсь, у него там всё-таки не букет!
Увидел меня, заулыбался:
— Привет!
— Привет!
Я внезапно получила поцелуй в щёку, чёт вдруг слегка застеснялась и почувствовала, что краснею, но тут он сделал шажок в сторону…
— Ой, блин… Это что?..
На бортике гранитной танковой площадки стоял… стояло… Нет, определённо — кактус!
— Ты в прошлый раз сказала, что не любишь букеты, — полувопросительно начал он.
— Ну, да, — я усилием воли подняла челюсть с пола, — мёртвые цветы, терпеть не могу.
— Так вот! Он — живой. У него даже кличка есть. Курсанты называют его… как бы поприличнее сказать…
— Я, кажется, догадываюсь, как его называют, — пробормотала я. Я, конечно, не специалист, но уж больно характерная у кактуса была форма. Не знаю, что за жизненные коллизии с ним произошли, но выглядел он как здоровенный, простите, детородный орган. Самое приличное слово на ум приходило — «член». Вряд ли курсанты утруждали себя такими ограничениями…
— Он у нас в актовом зале стоит. Стоял. Пацаны тайком курят и бычки в него суют. Он уж чахнуть начал, жалко. Он вообще-то красивый был, даже цвёл. Здоровые такие белые цветы, представляешь?
— Так ты спёр его, что ли?
— Ну да. Сдохнет он там всё равно.
Я начала неудержимо ржать.
— На самом деле вот тебе, — он торжественно предъявил букет! Из трёх веточек, на каждой из которых сидело по несколько кругленьких, завёрнутых в фольгу конфеток в обрамлении прозрачных розовых лепестков. Очень модно в последнее время.
— Это мне? — Глупый вопрос правда? А кому же ещё? — М-м, вишня в коньяке, моя любимая! Ну и как есть теперь его? Такой красивый. Жалко.
Он хмыкнул:
— А лежали бы они в красивой коробке, ты бы тоже её жалела?
— Ага, положила бы в сервант и три года любовалась.
— Ну, пошли?
Я посмотрела на кактус:
— А этот?.. — блин, приличная девушка не должна произносить слово «член» на первом свидании!
— Да пускай стоит, заберёт его кто-нибудь.
— Ну уж нет! — я на секунду задумалась. — А знаешь что? У меня отец на рынке работает, давай ему занесём?
От танка до Центрального рынка пара остановок, бешеной собаке, как говорится, семь кило́метров не крюк. Да и всё равно конкретной цели у нас нет.
— Давай, — пожал он плечами и вынул из кармана большой пакет, в котором, должно быть, этот кактус сюда и припёр.
06. БОЛЬШОЙ ВОСКРЕСНЫЙ ДЕНЬ
ПРИСТРОИТЬ РАСТЕНЬИЦЕ
И мы пошли — по улице Декабрьских событий, мимо старых слегка замусоренных фонтанов, в которых в свои мальчишеские игры играла местная шпана, вдоль трамвайных путей.
— А отец где работает? — поинтересовался Вова.
— Да магазины у них, на двоих с женщиной одной. Он вообще-то много лет тренером отработал, по классической борьбе. Союзную категорию имел, и по тренерству, и по судейству, сколько чемпионов СССР вырастил, — Вовка уважительно покивал. — А в перестройку, сам понимаешь. Зарплаты копеечные, да задержки. Парни старшие, считай, из зала прямо в криминал пошли… Кого-то из них убили. Короче, папа сказал, что не будет пацанов готовить, чтоб их потом в разборках перестреляли. И ушёл, — никого этой историей, в общем-то, было не удивить. Обычное дело. — У них так-то по городу ещё точки есть, эта ближе всего просто. Он там должен быть, ремонт перед открытием делать.
Магазин находился в древнем (как говно мамонта, да-да) кирпичном здании недалеко от рынка. Причём, на втором этаже, и чтобы попасть к ним, нужно было взобраться по довольно длинной лестнице. Зато отдельный вход!
Рядом со входом во дворе стоял папин паджерик — мицубиси паджеро, пригнанный нулёвым с Владика лично, новящий, тысяча девятьсот девяносто пятого года — здоровенный суровый джип (а вот не удивляйтесь, все внедорожники в девяностых поголовно называли словом «джип» — и джипы, и прочих фирм). Я порадовалась, что он точно здесь, и мне не придётся объясняться с малознакомыми продавщицами или хуже того — строителями.
— Я забегу, кактус отдам, подождёшь?
— Да без проблем!
Внутри магазина стоял трам-тарарам, в дальней части — белая пылища, то ли ломали там что-то, то ли отшкрябывали.
— Па-ап⁈
Он выскочил из боковой подсобки.
— О, Ольгуня! Ты по делу или как?
— По делу, — я поставила пакет на пол и распустила горлышко, — глянь, какой красавец! Имя сам придумаешь, предыдущее было неприличное.
— Догадываюсь, — усмехнулся отец.
— Оль, а что это? — из-за нагромождений барахла выплыла Алла Алексеевна, папина компаньонка.
— Это вам подгон. Я его спасла из страшного места, где его угнетали окурками. Редкий экземпляр! Цветёт шикарно, здоровенными белыми цветами.
— Да ты что⁈
— Я думаю, он великолепно украсит ваш интерьер.
— Ага… Чай пить будешь?
От чая я отказалась и выпорхнула на улицу. Парень ждёт!
ОСТРОВ ЮНОСТЬ
— Куда пойдём?
И пошли мы куда глаза глядят — от Рынка до стадиона «Труд», где тоже плескал фонтан, потом до самой набережной и шпиля. Народу тут было, как всегда, табунами. Мы постояли у бетонных перил, я увидела в камышах напротив утку с выводком утят и умилилась. А Вовка ткнул пальцем:
— Смотри, вон ещё. И вон. И вон. И вон там.
Уточек этих оказалось тут просто немеряно!
Мы повернули в сторону Юности*. Не знаю, почему не по набережной — может, там деревья гуще, а Вовке жарко, наверное, в своём парадном кителе.
*Остров такой на Ангаре,
совсем близко от набережной.
Соединён с берегом мостом.
Гуляющих здесь тоже было более чем прилично. Мы потихоньку шли по дорожке и трепались про всякое. Я ловила на себе его взгляды и немножко стеснялась. Да блин, как себя вообще люди ведут на настоящих свиданиях?
Нет, нельзя сказать, что я до сих пор дома взаперти сидела. Был у меня парень, в десятом классе ещё, ну в смысле — в одиннадцатом, если учитывать тот класс, который мы из-за реформы перескочили. Но он… как бы это сказать… по моим тогдашним меркам прям взрослый был. Мне шестнадцать — а он уже с армии пришёл. Подружили мы пару-тройку месяцев, и молодой человек мне честно сообщил, что поцелуев ему недостаточно, и надо бы, тысызыть, перейти к более плотным отношениям. Ну а я подумала, что шестнадцать лет — не тот срок, когда мне надо прям торопиться, да и в принципе мы с девчонками были твёрдо уверены, что постель должна быть после «взамужа», так правильно и прилично, и вообще.
Ну и вот, целых два года у меня никаких, даже пионерских, отношений ни с кем не было, И если честно, я начинала склоняться к мысли, что ровесники — глупые и неинтересные, и кроме того, как и где они бухали и сколько (извините) блевали, рассказать им нечего. Так что вот этот новый знакомец оказался для меня весьма занятным открытием. В свои девятнадцать где только ни успел побывать! И по походам походить. И книги он любил так же сильно, как я. И шарил в истории, причём рассказывал обо всём гораздо интереснее, чем все мои предыдущие учителя. А ещё он не курил(!!!) — как выяснилось, в прошлом году бросил на спор. При моём отвращении к табачному запаху — огромаднещий плюс!
На Юности я никогда не была — ну, так сложилось — и честно своему кавалеру об этом сообщила. И тогда он повёл меня на другую сторону острова, выходящую на открытую Ангару. А там реально было красиво! Стремительная вода, закручивающаяся множеством водоворотов.
— Надо же, какое течение!
— Ну так! Ангара же почти до самого Ангарска считается самой крупной в мире горной рекой.
