практически незнакомца, горловой минет и безбашенный жесткий секс. Без презерватива. Господи!
Он ведь не заставлял меня.
Не принуждал.
Просто потребовал, и я потекла, как последняя мокрощелка.
Чувство вины и стыда отравляют приятные ощущения.
– Ты как? – спрашивает меня Демьян, видимо, почувствовав, что я вернулась в реальность.
Сплетенные на тесном диванчике, лежим в обнимку. Я даже не помню, как он устроился рядом и затащил меня на себя.
– Нормально, – вру я.
Точнее, физически я в норме. Даже удивительно, после такого гормонального выброса и нехилых упражнений, я должна чувствовать себя опустошенной и разбитой, а я, напротив, могу сейчас прополоть пару грядок и сделать генеральную уборку. Не зря, видимо, считается, что секс женщинам полезен, дает им энергию. Только пися побаливает. У меня там все всмятку.
А вот морально я раздавлена своим падением.
Как наивно я полагала, что отобьюсь, что Демьян не сможет меня соблазнить…
– Ты там угрызаешься, что ли? – просекает он мои терзания.
– Да, – признаюсь я.
Демьян хмыкает и целует меня в плечо, продолжая поглаживать кончиками пальцев мою грудь.
– Скольким мужьям ты изменила, переспав со мной? – интересуется он.
Кстати, а если б я была замужем?
– Ни одного мужа, – вздыхаю я.
– Ты попрала чувства жениха, сделавшего тебе предложение? – продолжает допытываться он, оглаживая живот и обрисовывая мои родинки.
– И предложения тоже нет, – морщусь я.
– И откуда угрызения совести? – рука Демьяна гуляет по моему бедру.
– А если у меня есть парень? – отвечаю я вопросом на вопрос. Вот да. Неужели ему было плевать, а вдруг я несвободна?
– Парень, который еще не сделал предложения не считается. Сладкие самочки, – он снова сжимает мою грудь, – всегда в поисках более ценного самца. Хочешь застолбить – окольцуй.
Фигасе, мужская логика. Выходит, если парень сразу замуж не тащит, он планирует гулять сам?
А пальцы Демьяна тем временем добираются до короткостриженного треугольника между бедер и поглаживают распухшие половые губы.
Даже от легкого прикосновения я морщусь.
– Я не маньяк, – меня снова целуют в плечо, – дам передышку.
И в подтверждение благородства своих намерений, Демьян расправляет на мне истерзанную фланельку, превратившуюся в измятую тряпку. Надо бы проверить, на месте ли пуговицы.
И вдруг до меня доходит смысл слов Демьяна.
Волосы на затылке шевелятся от ужаса.
Что?
Передышку?
Он, что, еще будет меня?
Я испуганно мявкаю что-то протестующее, но мне затыкают рот поцелуем.
– Пошли, ведьма, тебя полагается сжечь. Но это иноверцы всякие кощунством занимаются. В русских сказках положено покормить и спать уложить. Спать я тебе не дам, но чтоб ты продержалась до утра, поесть надо. Хорошо, что плита газовая.
Да уж. Свечи в гостиной уже прогорели на треть, за окном хоть глаз выколи. Да и холодильником лишний раз не похлопаешь, все испортится…
– Ты готовить умеешь, Женя Котикова?
– А ты нет? – удивляюсь я.
– Умею, но раз уж у меня сегодня день подарков, хочу, чтобы ты меня порадовала.
– Ладно, – вздыхаю я, сползая с Демьяна.
И опять неаккуратно.
– Да что ж ты за наказание такое, – сгибается он пополам.
– Прости-прости, – канючу я. – Хочешь подую?
– Если только ты готова и облизать его сразу, – ворчит Демьян. – Но тогда о передышке и еде можешь забыть.
Блин. Нет, к такому я не готова.
Драпаю на кухню, где меня встречает одинокая свеча.
Приходится дожидаться Демьяна с дополнительным светом.
На ходу застегивая джинсы, он предлагает принести прожектор, но со свечами как-то уютнее, да и мало ли, вдруг понадобится, а заряд кончится.
И в итоге готовлю я в интимном полумраке при свете свечей.
Из доступного оказалась говядина, уже резанная на гуляш, так что особо мне утруждаться не приходится. Картошку благородно почистил Демьян, говядина только и ждала своего звездного часа, поэтому горшочки для запекания, которые я приглядела, быстро заполняют пузатые бока.
Единственное, приходится повозиться с припеком.
Даже не само тесто на припек вызывает затруднение, а Демьян, который как с цепи срывается, как только я запускаю руки в муку.
Он вьется вокруг меня, тискает, жамкает, прижимается неприличностями и вообще не дает готовить.
– Да в чем дело? – взрываюсь я, когда дело на пять минут затягивается уже на двадцать.
Оборачиваюсь к нему и вижу совершенно шальной взгляд.
– Ведьма, быстрей заканчивай, – хрипит он. – Сил нет.
Все признаки возбуждения на лицо. Крайнего возбуждения.
Надо тикать.
Я мгновенно залепляю горшки тем, что есть, мою лапы и заставляю посуду в разогретую духовку.
Пятясь спиной, отступаю от маньячилы.
А Демьян надвигается на меня с совершенно однозначной целью.
– Ты обещал передышку, – напоминаю я, делая крошечные шаги назад.
– Не волнуйся. Я передохнул, – «успокаивает» меня он.
– А я нет, – сглатываю я.
Осталось совсем немного до двери из кухни. Правда, не очень понятно, чем мне это поможет, дальше дома я не убегу.
– Это ничего, – коварный Демьян делает резкий выпад и хватает меня за руку.
Меня тут же притискивают к горячему твердому телу.
– Пусти, – канючу я. – Ты не влезешь сейчас…
– Господи, женщина, когда ты перестанешь бросать мне вызов, – бормочет Демьян, лихорадочно шаря руками под футболкой. – Теперь умру, если не проверю.
Ахнуть не успеваю, как оказываюсь прижата грудью к подоконнику.
Ничтоже сумнящееся лишает меня рубашечки одним движением, оставляя абсолютно обнаженной.
Ногой подпихивает поближе ко мне деревянную минитабуретку, призванную помочь таким коротышкам, как я, доставать вещи с верхних полок, и поднимает меня на нее.
– Упрись ручками, золотко, – мягко советует Демьян, уже поглаживая собственнически ягодички, ставшие более удобными для домогательств.
– Но я не готова… – пытаюсь отвертеться я.
– Я так себе повар, но кое-что я готовить умею, – требовательные пальцы ныряют мне между ног. – Например, Женю Котикову.
Погладив плотно сомкнутые губки, Демьян придвигается ко мне вплотную.
Один вжик молнии, и толстый член прокладывает себе дорогу вдоль промежности, гуляет вдоль щелочки, давая понять, что соскочить не удастся.
Демьян обхватывает меня за горло и заставляет выпрямится, чтобы не потерять равновесие, мне и впрямь приходится упереться руками.
– Посмотри, золотко, – приказывает он.
Оконное стекло, благодаря ночной черноте и свету свечей превращается в зеркало, в котором отражается незнакомка
