поставила графин с компотом на стол и побежала на кухню. Я побежала за ней.
— Больно? — спросила я, когда мы остались с ней вдвоём.
— Да. Он попал прямо в солнечное сплетение, — в её глазах стояли слёзы.
— Мудак. Даже не извинился, скотина.
— Он не со зла, — начала было защищать его она. Но я её перебила.
— Он должен был извиниться. Это его проступок. Пострадавшая в этой ситуации ты. Если бы он смотрел внимательно по сторонам, то заметил, что ты идёшь с полным графином компота. И не размахивал руками, как обезьяна. — Залина горько усмехнулась.
— Ничего не поделать, такова наша женская роль. Быть покорной и смиренной. Аллах его накажет.
— Никого он не накажет. Если за столько лет этот идиот не изменился, то пора устроить ему хорошую взбучку. Пойдём. — я взяла её под руку и повела обратно в зал. Мною двигало чувство справедливости. Я долго терпела, но это уже за гранью. Сколько можно издеваться над женщинами?
— Ахмед, — позвала я того самого наглеца. Он удивлённо уставился. — Ты толкнул Залину и причинил ей боль. Извинись перед ней.
— Что ты сказала? — Ахмед поднялся со стула и посмотрел на меня.
— Лейла, не надо, — тихо прошептала Залина.
— Я повторяю ещё раз для тех, кто в танке. Ты, — я посмотрела на него, — Лично ты, ударил свою младшую сестру в живот. И даже не попросил прощения. Твоему отцу должно быть стыдно, что он воспитал такого бесчувственного сына.
— Ты кто такая, чтобы указывать мне что делать? — зарычал Ахмед и посмотрел на Саида. — Угомони свою жену. Она слишком много болтает.
— Закрой свой рот и слушай внимательно, — я сама удивилась насколько холодно и спокойно прозвучал мой голос. Все присутствующие внимательно смотрели за всем происходящим. — Если ты сейчас же не извинишься перед Залиной, мы пойдём в больницу и снимем побои. И тебе, заносчивому горцу, придётся объясняться уже с полицией, а не с сестрой.
— Лейла, достаточно. — в разговор вмешался Саид. Он угрюмо посмотрел мне в глаза. Но я не намеревалась отступать.
— Либо он извинится…
— Либо что? — уже намного свирепее прозвучал голос Саида.
— Либо мы пойдём в прокуратуру и напишем заявление.
— Никуда вы не пойдёте.
— Кто нас остановит?
— Не переходи черту, Лейла.
— Вы все сидите тут, как Цари. И ладно бы уважали своих женщин. У Ахмеда что, язык отвалится, если он извинится за удар? Или это ниже его достоинства? Он публично ударил вашу сестру и ведь никто из вас, гордых кавказских мужчин, — я обвела рукой всех присутствующих, — за неё не заступился. Позорище. Мне стыдно, что я часть вашей семьи. — Саид подошёл и дал мне звонкую пощёчину. Я прижалась рукой к щеке, посмотрела на него, развернулась и быстрым шагом направилась к двери. Взяла сумку и вышла вон из этого проклятого дома.
Слёзы застилали мне глаза. Я бежала, спотыкалась и снова бежала. Ненавижу эту семью. Моральные уроды, не уважающие женщин. И этот придурок Саид такой же. Люди не меняются. Такие, как он, никогда не исправятся. Да пошли они все на три буквы. Я подаю на развод.
Счастье — это когда тебя понимают, большое счастье — это когда тебя любят, настоящее счастье — это когда любишь ты.
(Конфуций)
Я бежала долго, затем перешла на шаг. Я не знаю сколько прошло времени, я не знала, куда я направляюсь. Главное подальше от того дома и семьи. Саид ударил меня при всех. Меня, Лейлу. Ударил за что? За то, что его брат моральный урод, а я публично на это указала? Конечно, они там все друг друга покрывают. Гиены. А женщины их дома настолько забиты и жалки, что воспринимают такое отношение как норму.
Я увидела знакомый парк впереди. Я ушла так далеко? Сколько же времени я брожу? Часа 3? Я купила в киоске воды и принялась жадно пить. Слёзы высохли, но глаза были опухшими. Щека покалывала в том месте, куда ударил Саид. И ещё смеет называть себя мужчиной, подонок. Я приблизилась к пруду и села на траву. Вечерело, ветер обдувал моё лицо. Я смотрела на воду и думала о своём.
— Неожиданно, — я обернулась на голос. Сбоку стоял Руслан. Только его мне сейчас не хватало.
— Привет.
— Выглядишь неважно, — я промолчала. — Ты прям как бухенвальдский крепыш или рабыня Изаура, тебя голодом морили что-ли? — опять эти его шуточки. Но уголки моих губ всё же дрогнули в полуулыбке.
— Что ты тут делаешь? — спросила я.
— Живу.
— В парке? — я усмехнулась.
— В доме напротив. — я проследила за его взглядом и увидела красивый многоэтажный дом. — На 12 этаже. — а эту информацию он мне зачем озвучил? Одного дома было вполне достаточно.
— Любишь высокие этажи?
— Люблю умных женщин, — я уставилась на него. Он усмехнулся. — И высокие этажи.
Мы пошли гулять по парку. Я молчала, он тоже. Приятная тишина, совсем не давящая, как это иногда бывает, а именно уютная. Руслан куда- то отошёл, а затем вернулся со стаканами в руках.
— Что это? — спросила я.
— Попробуй, узнаешь.
— Я не пью непонятные субстанции.
— А я не гуляю с замужними женщинами в парке. Однако мы оба здесь. — я молча взяла стакан и приложила к губам. Вкусно. Даже очень.
— Это Карак, арабский чай. Я попробовал его впервые в Дубае.
— Когда-нибудь я тоже туда поеду. — ответила я и посмотрела на небо.
— Почему ты гуляешь тут одна?
— А я не одна, я с тобой.
— А грозный муж знает, что ты гуляешь тут со мной? — я непроизвольно поджала губы и нахмурилась. — Значит не знает.
— Это не твоё дело. — я стремительно пошла вперёд. Только его нравоучений мне сейчас не хватало. Я и без него знаю, в каком я дерьме.
Я быстрыми шагами направилась в сторону фонтана. Руслан пошёл за мной. Минут 10 мы "играли" в такие догонялки. А затем я присела на лавочку.
— Можно я останусь у тебя? — да, это бесстыдство. Но возвращаться домой ещё хуже.
— А ты, я смотрю, не скромная. — я не обратила внимания на эту фразу и продолжила смотреть впереди себя. Затем повернулась и посмотрела в глаза.
— Да или нет?
— Да. — на его лице не было ни намёка на улыбку. Только изучающий взгляд. Мы посидели так ещё какое- то время. А потом он пошёл в сторону дома. Я пошла за ним.
Мы зашли в его квартиру. Красивая. Современный ремонт. Нет такого популярного и ужасного, на мой вкус, стиля "кавказского барокко". По типу: дорого,