«Господи, какая ирония судьбы, — слышала я столько раз, что сбилась со счету. — А вы путешествуете по всему миру?» Люди наслаждаются симметрией явных противоположностей.
Однако не хочу скрывать. Я очень похожа па свою мать. Может, потому, что ребенком я всегда бегала по поручениям, для неослабное, ироничное безразличие к массовой культуре. А самое главное? Беглый английский с заметным акцентом, иностранец.
Мы жили бы в сельской местности — в Португалии или в маленькой деревушке в Центральной Америке
— и покупали бы на соседней ферме парное молоко, свежее масло и солнечные тыквы. Наш каменный коттедж был бы обвит ползучими растениями, на окнах в ящиках пламенели бы красные герани, и мы пекли бы тягучий ржаной хлеб и морковное печенье для деревенских соседей. Очень образованный партнер из моих фантазий удобрял бы почву нашей идиллии для семян собственного недовольства. И в окружении даров природы превратился бы в язвительного аскета.
Тебе смешно? А потом появился ты. Высокий, широкоплечий мясоед с копной белокурых волос, легко обгорающий на пляже. Море аппетита. Громкий смех. Непристойные анекдоты. Сосиски в булке — и даже не немецкие колбаски на Восточной Восемьдесят шестой улице, а жирные, ужасающе розовые свиные потроха. Бейсбол. Кепки с названиями команд. Комедии и блокбастеры, сырая вода из-под крана и упаковки пива. Бесстрашный, доверчивый потребитель, читающий этикетки только для того, чтобы убедиться — там полно добавок. Любитель дорог, обожающий свой пикап и считающий велосипеды уделом тупиц. Грубый секс и крепкое словцо; тайное, хотя и не прибегающее к оправданиям пристрастие к порно. Детективы, триллеры и научная фантастика; подписка на National Geographic. Барбекю Четвертого июля и намерение — когда пробьет час — заняться гольфом. Наслаждение любой неполноценной пищей вроде чипсов — ты смеешься, но я это не ем. Ты же обожаешь что угодно, больше похожее на упаковку, чем на еду, и по меньшей мере в шести этапах переработки от фермы. Брюс Спрингстин, ранние альбомы. Из окна твоего пикапа несется музыка на всю громкость, твои волосы развеваются. Ты фальшиво подпеваешь. Как случилось, что я полюбила человека, которому медведь на ухо наступил? «Бич бойз». Элвис. Ты никогда не терял своих корней, не так ли? Ты любил старый рок-н-ролл. Высокопарный. Но не отсталый. Я помню, что ты привязался к «Перл джэм» как раз, когда Кевин потерял к ним интерес... (прости). Музыка, по-твоему, должна быть громкой; у тебя не было времени для моего Элгара, моего Лео Коттке, хотя ты сделал исключение для Аарона Коупленда. Ты утирал глаза в Тэнглвуде, будто сманивал мошкару, надеясь, что я не замечу, как «Тихий город» заставил тебя плакать. И простые, очевидные удовольствия: зоопарк в Бронксе и ботанические сады, аттракцион «Русские горки» на Кони-Айленде, паром до Стейтен-Айленд. Только ты из всех моих знакомых ньюйоркцев посетил статую Свободы. Однажды ты и меня туда затащил, и мы были единственными пассажирами парома, говорившими по-английски. Репрезентативное искусство — Эдвард Хоппер. И боже мой, Франклин, республиканец. Вера в сильную оборону, но компактное правительство и низкие налоги. И физически ты был сюрпризом — ты сам был сильной обороной. Временами ты беспокоился, что я считаю тебя слишком тяжелым, ведь я так восхищалась твоими размерами, хотя ты весил вполне стандартно — 75 килограммов — и всегда мучился, стоит ли минутное удовольствие от сырных чипсов нависающих над ремнем двух килограммов. Для меня ты был огромным. Таким сильным и крепким, таким широким, таким основательным. Никаких изящных запястий из моих фантазий. Ты был сложен как дуб. Я могла подоткнуть к тебе подушку и читать. По утрам я могла устроить свою голову в переплетении твоих ветвей. Как нам везет, когда мы получаем не то, чего, по нашему мнению, желаем! Как же я, наверное, устала от той глупой привередливости в еде и как возненавидела заунывные жалобы ситар!
Но самым огромным сюрпризом было то, что я вышла замуж за американца. И не просто за человека, случайно ставшего американцем. Нет, ты был американцем не только по рождению, но и по собственному выбору. Ты был настоящим патриотом. Я никогда прежде не встречала ничего подобного. Деревенщин — да; невежественных, недалеких, никуда не выезжавших, считавших Соединенные Штаты целым миром. По их мнению, говорить что-то против США значило поносить вселенную или воздух. Ты посетил пару стран: Мексику, Италию — катастрофическое путешествие с женщиной, чье аллергическое соцветие включало и аллергию на томаты, — и решил, что любишь собственную страну. Нет, не так. Что ты любил свою собственную страну, ее уравновешенность и деловитость, ее практичность, ее скромность и особый акцент на честность.
Я сказала бы — и я эго сказала, — что ты был очарован архаичной версией Соединенных Штатов, той Америкой, какой она была когда-то или никогда не была; что ты был очарован идеей. А ты сказал бы — и ты это сказал, — что часть гой, прежней Америки была идеей, и это больше того, на что могло бы претендовать большинство стран, представлявших в массе своей путаное прошлое и очертания на географической карте. И ты сказал, что это была прекрасная идея, ты подчеркнул — признаю твою правоту,
— что страна, стремившаяся превыше всего сохранить возможность своих граждан делать то, что они хотят, именно то место, что должно было очаровать людей вроде меня. Но так не получилось, возразила бы я, а ты бы возразил, что это все равно лучше всего остального, и мы прекратили бы спор.
Это правда, что я разочаровалась. Однако я все равно хотела бы поблагодарить тебя за то, что ты познакомил меня с моей страной. Разве не гак мы встретились? Я решила поместить объявления «На одном крыле» в «Мазер джоунз» и «Роллинг стоунз», и, поскольку я смутно представляла, какие нам нужны фотографии, агентство «Янг энд рубикам» прислало тебя. Ты появился в моем кабинете во фланелевой рубашке и пыльных джинсах, соблазнительно дерзкий. Я изо всех сил старалась вести себя профессионально, но меня отвлекали твои плечи. Франция, предложила я. Долина Роны. А потом я разволновалась из-за расходов — твой билет, гостиница... Ты рассмеялся. Не глупи. Я найду тебе долину Роны в Пенсильвании. Что ты и сделал.
До тех пор я всегда считала Соединенные Штаты отправной точкой своих путешествий. Дерзко пригласив на свидание меня — руководителя, с которым у тебя были деловые отношения, — ты вырвал у меня признание, что, родись я в любом другом месте, Соединенные Штаты Америки были бы первой страной, куда я отправилась. Что бы я ни думала, невозможно игнорировать страну, которая заправляет миром, дергает за веревочки, снимает кинофильмы, продает кока-колу, экспортирует «Стар трек» аж до Явы; к которой надо как-то относиться, пусть даже враждебно; которая требует если не одобрения, то хотя бы неприятия, то есть, повторюсь, чего угодно, только не игнорирования. И это страна, которую — из всех других стран — посетил бы ты, нравилась бы она тебе или нет и в какой бы точке планеты она ни находилась. Ладно, ладно, протестовала я. Хорошо. Я согласна посетить ее.
