— Любовь моя, а ты ведь хотел простить его…
Глория медленно выпрямилась, и Рауль бросился к ней, чтобы поддержать.
«Господь — Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться; Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим. Подкрепляет душу мою на стези правды ради имени Своего».
Слова псалма звучали ясно и просто; те, кто веровал, обретали в них веру в загробную жизнь; сомневающиеся ощущали трепет душевный, а неверующим эти слова внушали надежду. Бледное, подернутое туманной дымкой солнце ласкало волшебные картины церковных витражей.
— Как падающая звезда… — прошептала Роза.
Взгляд ее был прикован к массивному гробу светлого полированного дерева. Там покоились останки младшего, любимого сына Розы Летициа. Матери виделось, как сын уверенно шагает по сумрачному ущелью, к горизонту, туда, где сияет ослепительный свет.
— Как падающая звезда, — повторила Роза.
Ей вспомнился детский голосок, звучавший в парке Имберсаго в тот далекий сентябрь, во время войны: «Что такое мир, мама?»
И Роза увидела перед собой белокурую головку маленького Риккардо, его очаровательное личико.
— Да будет мир с тобой, — прошептала мать. — Пусть тебе будет тепло и спокойно.
Рядом с Розой стояли Глория, Рауль и Соланж. Клементе жался сзади; глаза его опухли от слез и горьких воспоминаний. Преподобный Итало Летициа, брат Глории, служил заупокойную службу в маленькой церкви Имберсаго. Здесь, по специальному разрешению епископа, будет покоиться Риккардо — рядом со своими братьями, рядом с Руджеро Летициа и Пьером Луиджи Дуньяни.
Весть о его смерти уже облетела мир. Газеты сообщили одно и то же: король итальянской самолетостроительной индустрии скончался в Мексике, на отдыхе. Никто ни словом не упоминал о князе Консалво Брандолини, словно его не существовало.
Роза и Глория, обе в глубоком трауре, не стали препятствовать тому, чтобы на церемонию погребения съехалось все светское общество. Но сквозь черную траурную вуаль обе женщины, потерявшие сына и возлюбленного, видели только одно: так вершится судьба семьи Дуньяни. Риккардо умер потому, что поступился законами клана и власти, где нет места прощению, сочувствию, жалости.
Перед лицом смерти Рауль понял — могущество отца было лишь маской. Юноша осознал, что сила человека кроется и в его слабости. И Риккардо в действительности был обычным человеком. Сын словно увидел в отце самого себя и почувствовал: к отцу всегда можно было обратиться за помощью.
— Почему, почему все узнается так поздно? — в отчаянье шептал Рауль.
Роза почувствовала, как Глория сжала ей руку. Чуть повернув голову, она увидела в неверном свете свечей профиль внучки. В этот миг обе женщины словно дали друг другу торжественную клятву, и Роза поняла: Глория возьмет дело Дуньяни в свои руки и будет решать судьбу семьи. Так она и хотела. Теперь Роза Дуньяни исполнила все задуманное.
Глория оставила машину у ворот виллы в Имберсаго. Туманное декабрьское утро было пасмурным и холодным. Первым, кого она встретила в доме, оказался профессор Батталья. Знаменитый медик крепко пожал ей руку.
— Здравствуй, Глория!
— Добрый день, профессор!
Батталья прекрасно знал внучку Розы. Когда-то он лечил ее от детских болезней, год назад поставил на ноги после неудавшейся попытки самоубийства. Позаботился он о ней и тогда, когда обезумевший Консалво избил жену. А теперь профессор вместе с коллегой-гинекологом наблюдал, как проходит беременность Глории. Впрочем, никаких осложнений не ожидалось.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил профессор.
Глория, еще не сняв шубу, опустила глаза и провела рукой по животу.
— Вроде все в порядке, — улыбнулась она. — А бабушка как?
— Плохо, — ответил Батталья, и в голосе его прозвучала озабоченность. — Мы, конечно, делаем все возможное, но нельзя удержать на этом свете того, кто решил его покинуть.
— Вы к ней еще зайдете? — спросила Глория.
— Да, во второй половине дня. Если, конечно, меня не позовут раньше. Но, боюсь, она вообще не пожелает меня видеть, — вздохнул профессор.
Глория прошла в спальню Розы. У дверей в ожидании приказаний сидел слуга.
Роза неподвижно застыла в своем кресле. Кресло подвинули к балкону, и старая женщина неотрывно смотрела на сад, казавшийся в тумане волшебным видением. Рядом, на белой лакированной стойке, капельница. Врач прописал жизненно необходимые вливания, но Роза постоянно от них отказывалась. Отказывалась она и от еды.
Увидев Глорию, бабушка знаком приказала Олимпии удалиться.
— И забери эту гадость, — сказала Роза, имея в виду капельницу.
— Но профессор распорядился, чтобы лекарства всегда были под рукой. Вдруг понадобится… — робко попыталась протестовать сиделка.
— Здесь приказываю только я, — слабым, но решительным голосом произнесла Роза.
Глория взглядом попросила Олимпию выполнить волю хозяйки.
— Олимпия — гнусная шпионка! — сердито заметила Роза.
— Может, она и вправду шпионит, — примирительно согласился Клементе, — а вот вы зря отказываетесь от всякого лечения.
С тех пор как Роза, полностью сохраняя разум, неумолимо приближалась к концу, верный слуга спал в кресле. Спал он по-стариковски мало и по первому зову появлялся в комнате у Розы.
— Дай я на тебя посмотрю, детка, — улыбнулась она, протягивая Глории бледную иссохшую руку. — От тебя хорошо пахнет, морозом и туманом. А малыш как?
— Он чувствует себя прекрасно, бабушка.
— Назовем его Риккардо. — Роза не столько советовала, сколько отдавала приказ. — Родится мальчик, Риккардо Летициа.
— Да, бабушка, — взволнованно произнесла Глория.
В глазах старой женщины она прочла желание уйти из жизни.
— Ты должна быть сильной, мужественной, — наставляла внучку Роза.
— Я сделаю все, что смогу.
— Научись действовать самостоятельно. Я не вечна. Тебе передаю я маршальский жезл.
— Бабушка, почему, почему ты хочешь умереть? — со слезами на глазах спросила Глория.
— Я устала, понимаешь… — попыталась объяснить Роза. — Риккардо нет, а ты можешь обойтись и без меня. Я уже ступила на неведомый путь. Ни тебе, ни этому старому болвану, что всю жизнь не отходит от меня ни на шаг, не дано сопровождать Розу Летициа на этом пути.
Роза замолкла и, кажется, забылась сном.
— Посиди с ней, Клементе, — тихо сказала Глория.
— Не беспокойтесь. Я привык стоять, — ответил старый слуга.
