Нет, но каков Руфус! Джина чувствовала себя совершенно опустошенной, униженной, спасти ее может только любимое дело, значит, надо очнуться и погрузиться в работу… К глазам подступили злые слезы, и через минуту Джина уже безудержно рыдала.
Когда она наконец подняла голову, взгляд случайно упал на ее отражение в висящем напротив зеркале. Джину неприятно поразило выражение покрасневших от слез глаз — злое, но… подавленное. Глаза женщины, потерявшей надежду.
Тряхнув головой, Джина прошла в ванную комнату и, отвернув золоченый кран, умылась холодной водой.
Отчаявшиеся женщины порой не отказываются от бутылочки… Стоп! Одеколон следует фасовать в красивые бутылочки запоминающейся формы, а на рекламной фотографии будут изображены двое: отец и сын. Отец, конечно, будет похож на президента Кеннеди до своего избрания — взъерошенная копна волос, высокий, небрежно элегантный. Отец приехал на выпускной бал сына. Тот радостно показывает ему диплом об окончании университета, а отец протягивает свой подарок — одеколон «Айви лиг». Таким образом Джина убьет сразу двух зайцев: привлечет к своей продукции и молодое поколение, и старое. Ну и женщин, естественно, ведь именно они станут покупать одеколон, не мужчинам же ходить за покупками.
Затея оказалась удачной, такого успеха даже трудно было ожидать. Но Джина этого еще не знала.
Сейчас она думала о том, что завтра о ее позоре раструбят все газеты. Об этом наверняка позаботятся Ринцлеры — эти-то своего не упустят. Ладно, пускай повеселятся.
Через два дня после инцидента у Рипли Моника Мартинс, как обычно, разбирала прессу и вырезала все, что касалось Джины. Прочитав очередную заметку, она в замешательстве откинулась на спинку стула. Придя в себя, Моника трясущейся рукой вырезала ее, потом еще несколько подобных и сложила заметки в специальную папку. Стоит ли показывать ее Джине?
Тут зазвонил телефон. Это была сама Джина.
— Принеси в мой кабинет все, что напечатано о приеме у Рипли, — приказала она так, словно ничего особенного не случилось.
— Да, конечно, миссис Гибсон, — дрожащим голосом отозвалась Моника.
— И впредь читай газеты с особым вниманием.
— Да, миссис Гибсон.
— У себя никаких вырезок не оставляй, все сразу же отправляй ко мне, — продолжила Джина.
Статей было великое множество, и Джина прочитала их все до одной.
Она расправится с Руфусом, она отомстит ему! Пока что конкретного плана не было, но это ничего, что-нибудь ей непременно придет в голову, и она уничтожит его, а «Картрайт фармацевтикалс» сотрет с лица земли.
Прошло три года со дня смерти Мириам, и все эти три года Джина чувствовала себя одинокой. Не с кем посоветоваться, некому поплакаться в жилетку. Что ж, значит, надо вести себя так, будто ничего не произошло.
В известном смысле «эпизод у Рипли», как она это называла, пошел ей на пользу, явившись своеобразным водоразделом ее деловой жизни. Кардинальным образом изменился и стиль поведения Джины.
От Кларенса Фаулера она уже избавилась, и теперь ничто не мешало ей впустить в свою жизнь других мужчин. Последовала целая серия любовников — высоких, статных, представительных: Джина часто появлялась в свете, и ей нужно было достойное сопровождение. Она выбирала их, как туфли или сумочку, к определенному наряду. А общество должно знать, что она желанна и пользуется успехом не только в бизнесе, но и в постели, для которой она держала одного более или менее постоянного любовника, Хамфри Грэя.
В общем, все складывалось удачно. Только в одном Джина потерпела полное фиаско. Ее дочь Скарлетт.
Толстая, прыщавая Скарлетт.
Ей уже исполнилось восемнадцать, но она до сих пор с упорством, достойным лучшего применения, отказывалась посещать дерматологов и диетологов, что временами доводило Джину до исступления.
Известнейший дерматолог доктор Литтлвуд, которого Джина совсем недавно приняла на работу в свою лабораторию, не сомневался, что, если бы ему хоть раз удалось переговорить со Скарлетт, та согласилась бы на лечение. Встреча состоялась, но — увы! — как только Скарлетт поняла, зачем ее привели, она повела себя непростительно грубо.
Шоколад она поглощала килограммами, словно не могла ни часу обойтись без сладостей, как наркоман без очередной дозы. И, как на всякого наркомана, никакие доводы рассудка, никакие уговоры на нее не действовали.
Господи, хоть бы она влюбилась, что ли! Уж кто-кто, а Джина прекрасно знала, какой силой обладает это великое чувство. Если признаться честно, она до сих пор хранила в сердце любовь к Руфусу, многочисленные поклонники и любовники не могли вытеснить ее.
Сидя в своей роскошной ванне, где так хорошо и спокойно думалось, Джина размышляла о том, что теперь она больше всего любит самое себя, это и понятно — ей не в чем себя упрекнуть, она вполне довольна собой и своими успехами.
Физиолог доктор Пэйсон как-то сказал ей: «У вашей дочери явные проблемы, связанные, быть может, с ненавистью к себе. Помимо всего прочего у нее разлад с окружающим миром. На нее налагает огромные обязательства жесткая, суровая дисциплина, связанная с многочасовыми занятиями музыкой. — Помолчав, он добавил: — Трудный случай, миссис Гибсон».
Позже, разговаривая в своем кабинете с доктором Литтлвудом, Джина спросила:
— Доктор, если я правильно поняла, от пагубной привычки мою дочь не излечат ни уговоры, ни даже любовное увлечение? Материнская любовь, например, или связь с мужчиной? Не возражаете, если я немного поразмышляю вслух?
— Буду рад помочь любым способом, — улыбнулся доктор Литтлвуд.
— Скарлетт просто необходимо влюбиться. Что вы об этом думаете?
— Мне кажется, она боится этого, потому и толстеет — чтобы казаться непривлекательной. Словно отгораживается от внешнего мира слоем жира.
— Это ясно как Божий день. — Джина сделала несколько кругов по комнате и вернулась за письменный стол. — Вот скажите, доктор, в какого мужчину, по вашему мнению, она могла бы влюбиться?
Доктор неопределенно пожал плечами, но промолчал.
— Понимаю, о чем вы думаете. Мол, она настолько дурна собой, что оттолкнет от себя любого, да? — Не дожидаясь ответа, Джина быстро продолжила: — Хотите, заключим пари? Если она влюбится и чувство будет ответным, ее жир растает, как снег весной.
— Какое уж тут пари, миссис Гибсон. Я полностью с вами согласен. У Скарлетт склонность к сладкому, но шоколад — это все-таки не героин.
— Великолепно, доктор, — Джина поднялась. — Очень рада, что мы с вами потолковали.