Она встала и подошла к окну. Потом проговорила через плечо:
— Какие здесь у меня права? Все было ложью долгое время.
— Ты считала себя замужем за моим отцом. Космо считал, что вы женаты, и имел все намерения, чтобы ты была его женой. Венчание, через которое вы прошли, было, как мне кажется, единственной религиозной церемонией, которую ты когда-либо праздновала. В его глазах и глазах церкви ты была его женой.
— По закону я не более чем содержанка, хорошо оплачиваемая, я это не отрицаю, но все же содержанка.
— Я могу это изменить.
— Однажды, не зная того, я лишила тебя прав рождения. Не хочу делать это сознательно.
Он поставил стакан и тоже встал.
— Никогда ты меня ничего не лишала.
— Ради Бога, — повернулась она к нему, — мы оба знаем, что это неправда.
— В том, что случилось, твоей вины нет, и я всегда знал это.
Она смотрела на его мужественные черты, ища в них столь нужное ей подтверждение.
— Ты серьезно?
— Я инстинктивно чувствовал, что отец лжет, и уверился в этом, как только увидел тебя после разлуки.
— Я тоже не могла вполне поверить тому, что он говорил мне о тебе, кроме… Почему же тогда ты уехал, если не из-за того, что хотел расстроить его брак, а он тебя выставил?
— Потому что я догадывался, как он объяснит тебе, и знал, что, если я останусь, он будет прав.
— Ты так его ненавидел?
— Я так тебя любил, — сказал он, покачав головой.
Печальная улыбка исказила ее губы.
— И ты решил довести это до горького конца? Тебе не следовало этого говорить.
— Я знаю, — резковато ответил он, — но я говорю это потому, что это так.
— Сейчас? Когда прошло столько времени? Тогда у тебя очень спокойное сердце. Если ты так меня любишь, то почему же ты вывел меня к прессе, как какой-нибудь революционер вел Марию Антуанетту на гильотину?
— Потому что вся эта печальная история всплыла, и надо было устранить все сомнения, прежде чем станет поздно. Здесь слишком много вины, слишком много подозрений, чтобы поступить иначе.
Она закрыла глаза, затем открыла, и выражение их было уныло.
— У тебя на все есть ответ!
Он тихонько чертыхнулся и отвернулся от нее. Затем, подойдя к конторке, стоявшей в углу комнаты, достал из кармана ключ и открыл один из ее ящиков. Вынув оттуда пачку бумаг, он принес ее к Риве и вручил ей.
— Что это? — с подозрением спросила она.
— Прочти.
От времени бумаги пожелтели и чуть загибались по краям. Они были соединены металлической скрепкой, поржавевшей с одного угла и оставившей след. На первой странице было ее полное имя, включая девичью фамилию, и дата. Это была середина июня 1964 года. Ниже было написано единственное слово: «Отчет».
С внезапным сомнением Рива посмотрела на Ноэля. Она не была уверена, что хочет знать содержание этих бумаг.
— Прочти, — твердо повторил он.
Она подняла первый лист и пробежала глазами следующий. Это было детальное досье на Ребекку Бенсон-Галлант. Там были имена ее родителей, даты их рождения и их брака. Имена и различные даты из жизни ее сестер, включая дату смерти Бет и официальную, хотя и неверную, причину смерти. Здесь были все ее школьные записи, включая три недели, которые она пропустила в третьем классе, когда доктора нашли у нее слабую форму полиомиелита, записи о ее простудах и одном-двух порезах, о зубах и прививках, взятые в местном медпункте. В одном месте было собрано больше информации об ее ранних годах, чем она могла предполагать. Была здесь и запись об ее арканзасском браке. И последнее — две обвиняющие строчки. Никаких записей о разводе в Арканзасе, Луизиане или окружающих штатах. Брак предположительно действителен.
Сосредоточенно нахмурившись, Рива уставилась на эти последние слова, затем вернулась к первой странице и еще раз посмотрела на дату.
Наконец она сказала:
— Это досье Космо сделал, когда я работала в баре, перед нашей свадьбой. Он о нем как-то упоминал.
— Совершенно верно. Оно было заперто здесь, в конторке, более двадцати четырех лет.
Она сглотнула и спросила, не глядя на Ноэля:
— Ты знал, что оно здесь?
— Я положил его сюда, когда нашел там, где отец бросил его на пол.
К этому признанию она была не готова и только проговорила:
— Но почему же Космо ничего не сказал? Почему он устроил венчание, если знал, что я все еще замужем?
— Кто знает? Может, он думал, что в досье ошибка и арканзасский брак действительно, аннулирован, как ты сказала. Возможно, считал, что через несколько месяцев или лет ты оставишь его и, таким образом, он лишит тебя прав на имение. Возможно, он не упомянул об этом, боясь, что ты свяжешься с Эдисоном и вернешься к нему. Его теперь не спросишь.
— Ну а… предположим, у меня был ребенок?
— Да, такое возможно, но тогда он быстро бы устроил развод, и вы прошли бы эту церемонию повторно. Я не представляю, чтобы отец поступил иначе.
— Если только он не защитил бы тебя, — предположила она.
— Ты имеешь в виду мое наследство? Я сомневаюсь, чтобы это имело какой-нибудь вес против любого ребенка, который был бы у вас.
— Ну а как же ты? Почему ты держал это в тайне, по крайней мере после похорон? Ведь в твоих интересах было сделать это достоянием публики.
— Опубликовать досье? Я сделал все, что смог, чтобы сохранить тайну, даже сходил к Эдисону и пообещал поддержку кампании в обмен на то, чтобы он не говорил о тебе, пытаясь манипулировать тобой.
— Ты так сделал? — проговорила Рива, поднимая на него удивленный взгляд.
— Да, хотя и знал, что Эдисон будет соблюдать соглашение лишь до тех пор, пока эта информация не понадобится ему для спасения своей шкуры.
— Я все еще не понимаю, — покачала она головой.
— Правда? Я хотел, чтобы ты была здесь. Я хотел быть уверен, что ничто не заставит тебя покинуть этот дом, никогда. Достаточно ясно?
— Но ценой половины всего, что по праву твое?
Он взял у нее досье и положил его на конторку.
— Это не было важно годы назад, не важно и сейчас. Отец был счастлив с тобой, ты оживила этот дом. Я боялся, что если ты узнаешь, что свободна, то уедешь, особенно в последнее время. А этого я меньше всего хотел.
— Но много лет назад Космо сказал, что я обманула тебя, чтобы настроить против тебя отца.
— Ты была для меня важнее всякого дома, каким бы старым и известным он ни был, важнее всех акций корпорации.
— И поэтому ты сделал красивый жест?..
— Нет же, Боже мой! Все совсем не так!
Она улыбнулась его пылу.
— Это утверждение Констанции, а не мое. Но как бы то ни было, ты оставил все это, и оставил мне.
— Так хотел отец.
Это было так, и она это знала, но не менее хорошо она знала, что главная причина была не в этом.
