— Рэчел, зачем ты сама себя мучаешь?
— Ну, должно же было в ней быть хоть что-то такое, что тебе не нравилось. Ну, например… А она храпела во сне? — Рэчел наконец осмелела и с надеждой посмотрела на Гейба. — Я, например, не храплю.
Гейб успокаивающим жестом накрыл своей ладонью сплетенные кисти Рэчел.
— Она тоже не храпела.
— Ну, может быть, еще что-нибудь… Я не знаю. Может, она совала газету в мусорное ведро раньше, чем ты успевал ее прочитать?
— Кажется, пару раз такое случалось.
Рэчел бесило сочувственное выражение глаз Гейба, но она понимала, что ей надо через это пройти. Она отчаянно искала в облике Черри что-то такое, благодаря чему ей удалось бы не думать о покойной жене Гейба как о непогрешимом, идеальном существе.
— А она когда-нибудь пользовалась твоей бритвой, когда брила ноги?
— Ей не нравились лезвия, которыми я пользовался, — ответил Гейб и, помолчав немного, добавил:
— В отличие от тебя…
Рэчел почувствовала приступ отчаяния. Но ведь должно же было быть в Черри хоть что-нибудь, что делало ее обыкновенной, земной женщиной?
— Я, между прочим, очень хорошо готовлю, — похвасталась она.
Выражение лица Гейба стало еще более сочувственным.
— Она пекла домашний хлеб как минимум раз в неделю.
В тот единственный раз, когда Рэчел попыталась испечь домашний хлеб, она по собственному недосмотру горячей водой убила дрожжи.
— Меня почти не штрафуют за нарушение правил уличного движения, — торопливо сказала она и, видя, как Гейб вопросительно поднял одну бровь, затараторила, боясь, что он ее перебьет:
— Между прочим, добрые, мягкосердечные люди иногда не умеют рассказывать анекдоты. Они просто раньше времени выкладывают всю соль, которую полагается приберечь напоследок.
— Ну, довольно. — Гейб обнял Рэчел и поцеловал ее в лоб, затем отпустил ее и откинулся на спинку кушетки. — Тебе в самом деле хочется это знать, верно? Даже несмотря на то, что это не имеет никакого отношения к тебе?
— Понимаешь, она кажется мне такой безупречной…
— Ладно, уговорила. — Гейб набрал в легкие воздух и резко выдохнул. — Слушай внимательно, потому что я скажу это только один раз и повторять не буду. Я любил Черри всем сердцем. А теперь я всем сердцем люблю тебя.
Рэчел в ответ только глубоко вздохнула.
— Может, тебе не удалось спасти душу Дуэйна, — снова заговорил Гейб, — но зато ты спасла меня. Ты помогла мне перестать без конца жалеть себя и перевернула всю мою жизнь. Я снова ожил.
Рэчел почувствовала, как от этих слов сердце ее буквально тает, и придвинулась к Гейбу поближе, но он жестом остановил ее.
— Погоди, я еще не закончил. Ты сама завела этот разговор, так что теперь слушай. Черри была… Она была, пожалуй, даже слишком доброй и хорошей. Она никогда не теряла терпения, никогда не сердилась, и, как бы я ни пытался, мне ни разу не удалось вынудить ее произнести хоть одно плохое слово в чей-нибудь адрес. Она ни разу не сказала ничего плохого даже о людях, которые были настоящими подонками. Даже когда она чувствовала себя усталой, когда ей нездоровилось, когда Джейми капризничал, она никогда не раздражалась и всегда сохраняла спокойствие.
Она была чертовски добродетельная женщина.
— От твоих слов мне стало как-то легче, — не без яда заметила Рэчел.
— А сейчас я скажу тебе то, чего точно никогда больше повторять не буду. — Гейб глубоко вздохнул. — Иногда, живя с Черри, я чувствовал себя так, словно я женат на матери Терезе или на ком-нибудь вроде нее. Она была такая добрая, такая благоразумная, такая хорошая, что я стеснялся своих недостатков и боялся что-нибудь сделать не так.
Счастье вспыхнуло в душе Рэчел, словно огромная, яркая радуга после дождя.
— Правда?
— Правда.
— А со мной ты этого не боишься?
— С тобой мне в этом смысле бояться нечего: в плане нехороших поступков ты даешь мне карт-бланш, — улыбнулся Гейб.
Рэчел ответила ему сияющей улыбкой.
— И еще одно. — Он нахмурился. — Черри обожала мурлыкать себе под нос всякие мелодии. Она напевала, когда готовила, убирала дом, читала журналы — постоянно. Иногда это было терпимо, но бывало и так, что это действовало мне на нервы.
— Да, это может раздражать, особенно если у человека, который напевает себе под нос, нет слуха, — сказала Рэчел, ощутив прилив симпатии к Черри Боннер.
— Понимаешь, дело еще в том, что… Она всегда так снисходительно относилась к моим недостаткам, что мне было как-то неудобно сказать ей про это постоянное мурлыканье.
— Ах ты, бедняжка. — Рэчел закусила губу. — Я знаю, очень глупо об этом спрашивать, но… какова она была в постели?
Чувствовалось, что вопрос несколько позабавил Гейба.
— У тебя масса комплексов, не так ли? — спросил он.
— Ладно, это не важно. Можешь не отвечать.
— Было бы нечестно по отношению к Черри сравнивать ее с такой сексуальной кошечкой, как ты.
Глаза Рэчел расширились от изумления, потом она улыбнулась.
— Ты серьезно?
Гейб расхохотался.
Рэчел рванулась было прочь, но руки Гейба, обнимавшие ее, напряглись, и она поняла: он ни за что ее от себя не отпустит. Губы его легонько коснулись ее волос. Хриплым от переполнявших его эмоций голосом Гейб сказал:
— Черри была любовью моей юности, Рэч. Ты — любовь моей зрелости. Я люблю тебя, люблю всем сердцем, всей душой. Пожалуйста, не покидай меня.
Ответить она не смогла, потому что губы Гейба закрыли ей рот. Их поцелуй получился таким страстным и долгим, что она забыла обо всем на свете. Когда они наконец оторвались друг от друга, Рэчел посмотрела Гейбу в глаза, и ей показалось, что она видит его душу. Все барьеры, разделявшие их, исчезли.
— Ты ничего не забыла? — шепотом спросил он.
Рэчел вопросительно склонила голову набок.
— Как насчет того, чтобы сказать, что ты тоже меня любишь? А? — спросил Гейб и снова легонько поцеловал ее в губы.
— А что, есть сомнения? — спросила она с улыбкой и слегка отодвинулась.
— Ты не единственная, кто хочет услышать эти слова.
— Я люблю тебя, Гейб. Каждой своей клеточкой, каждой жилкой.
— Так, значит, ты не уедешь от меня?
— Не уеду.
— И не будешь больше спорить со мной по поводу нашей женитьбы?
— Не буду.
— И с моими братьями ссориться не будешь?
— Не напоминай мне о них.
— А Чип будет и моим сыном тоже?
Рэчел кивнула, на какой-то момент лишившись дара речи.
Теперь она была уверена: Гейб станет куда лучшим отцом для ее сына, чем был Дуэйн Сноупс, в сердце которого никогда не нашлось бы и малой толики той любви к мальчику, которая поселилась в сердце среднего из братьев Боннеров.
