— Нет, Сидония. Я не предал тебя. — Ажулай говорил спокойно, но его лицо выражало, как мне показалось, страдание. — Я… я хотел защитить тебя.
Я потянула свою сумку к себе, и он отдал ее мне.
— Защитить меня от чего? — спросила я громче, чем следовало, затем перекинула сумку через плечо и, резко развернувшись, зашагала одна в Шария Сура.
Войдя в свою комнату, я легла на кровать. Этьен здесь; я могла бы догнать его, когда увидела, если бы поторопилась. Но почему я испытывала скорее страх, чем волнение? Как я недавно сказала Ажулаю, он был единственной причиной моего приезда в Марракеш. И я ждала его все это время. Почему я так рассердилась на Ажулая? Был это гнев или что-то другое?
Я поднялась и посмотрела на себя в зеркало.
И снова отметила, что похожа на Манон.
Все изменилось. И все так запуталось! То, что произошло недавно между мной и Ажулаем…
Я не могла пойти в Шария Зитун прямо сейчас. Мне нужно было немного времени, еще одна ночь, чтобы подготовиться к встрече с Этьеном.
Конечно же, я вообще не смогла уснуть. Я то вспоминала о поцелуе Ажулая, о его прикосновениях к моим ногам, то думала об Этьене, о том, что я сказала бы ему. Что он сказал бы мне.
Я промучилась всю бесконечную ночь и была рада, когда наконец услышала утренний призыв к молитве. Я помылась в бочке в своей комнате, вымыла голову. Достала из чемодана свое лучшее платье — из зеленого шелка, с коротким рукавом — и надела его. Я зачесала, как обычно, назад влажные волосы, туго их связала и стала изучать себя в большом зеркале.
Платье было измято и плохо сидело на мне. И хотя я никогда не выглядела бледной из-за своей темной кожи, у меня был такой вид, как будто я недавно перенесла тяжелую изнурительную болезнь. А из-за зачесанных назад волос мое лицо казалось слишком строгим и каким-то угловатым.
Я села на кровать, развязала волосы, и густые волны упали на мои плечи. Я сняла платье и надела кафтан. Взяла покрывало и хик и сошла вниз. Я попросила у Мены ее краску для век и подвела глаза. Затем позвала Наиба, и мы пошли в Шария Зитун.
Я сосредоточенно посмотрела на хамсу на синих воротах. Закрыла глаза и постучала.
Через несколько секунд отозвалась Фалида, спрашивая, кто там.
— Мадемуазель О'Шиа, — спокойно ответила я.
Она открыла дверь. Я стояла, не в силах сделать ни шага.
— Мадемуазель? — сказала Фалида. — Вы войдете?
Я кивнула и, глубоко вдохнув, шагнула во двор. Из дома раздавались громкие голоса, хотя я не могла разобрать, о чем там говорят. Баду сидел на нижней ступеньке крыльца.
— Bonjour, Сидония, — сказал он, но остался на месте, а не подбежал ко мне, как он обычно делал.
— Bonjour, Баду. Фалида, мсье Дювергер дома?
Девочка кивнула.
— Пожалуйста, пойди и скажи ему, что пришла мадемуазель О'Шиа, — попросила я.
Она вошла в дом, и голоса внезапно умолкли.
Я стояла, ощущая легкую дрожь, и вдруг появился он. Этьен. Мой Этьен. Сначала я поразилась его виду: он был намного худее, чем я его помнила, а костлявость его плеч, которую я вчера отметила, еще больше бросалась в глаза. Его лицо было каким-то отекшим и очень бледным, а может, я просто уже привыкла видеть более темные лица?
Он внимательно смотрел на меня.
Я говорила себе, что люблю его. Но, видя его здесь, такого… безжизненного, я не ощущала ничего похожего на любовь. Я испытывала к нему ненависть. Я вспомнила все, через что прошла, разыскивая его, вспомнила, что была вынуждена иметь дело с Манон. Вспомнила, как ждала его.
Я не думала, что наша встреча будет такой. Я представляла, как он раскроет объятия, а я подбегу к нему. Или я буду рыдать, а может, он разрыдается или мы оба. Я создавала в своем воображении столько картин!
Вместо этого мы просто стояли, глядя друг на друга.
Он сделал несколько шагов мне навстречу. В одной руке он держал стакан; даже на расстоянии я слышала запах алкоголя. Я мимоходом подумала, что его лицо, должно быть, отекло из-за злоупотребления спиртным.
— Сидония? — произнес он, нахмурив лоб.
Я вспомнила о своих кошмарах, в которых стояла перед ним, а он не узнавал меня.
Я сняла хик и покрывало.
— Да, — сказала я. Я думала, что мой голос будет дрожать, будет тихим, но нет, и я совсем не дрожала. — Да, это я. Ты меня не узнаешь?
Его глаза округлились.
— Ты выглядишь… ты совсем другая.
— Как и ты, — сказала я.
— Манон говорила мне, что ты в Марракеше. Я не мог в это поверить. Ты проделала весь этот путь… — Он окинул взглядом мою фигуру под свободным кафтаном. Конечно же, Манон рассказала ему, что ребенка больше нет. — Но… как?.. И…
Он не спросил «почему». Но я это услышала.
— Да, — заговорила я. — Я проделала весь этот путь. И я потеряла ребенка. В Марселе. Это на случай, если Манон тебе не рассказала. На случай, если тебе интересно. — Все слова вылились легко, почти без эмоций.
Я знала, что Этьен испытывает облегчение.
Он сокрушенно покачал головой.
— Мне так жаль. Должно быть, это было ужасное время для тебя, — сказал он. — Прости, что меня не было тогда рядом с тобой.
Но он не сожалел об этом. Я это видела; он просто говорил в своей обычной манере. Он всегда знал, что сказать. Он знал, что сказать мне, каждый раз, когда мы виделись в Олбани. Я ощутила в себе что-то грубое и колючее, должно быть, это был один из марокканских джиннов, и я подбежала к Этьену. Я изо всей силы ударила его по лицу, сначала по одной щеке, потом по другой. Стакан выпал из его руки, ударился о плитку и разлетелся на осколки.
— Ты не сожалеешь. Не говори, что ты сожалеешь, это притворство — я вижу это по выражению твоего лица, — сказала я громко.
Я уловила шелест одежды позади себя, мягкие шлепки босых ног по плитке.
«Баду или Фалида», — мелькнула мысль, но я сразу же перестала об этом думать.
Этьен сделал шаг назад, схватившись рукой за щеку. На его щеке была кровь — я ударила его так сильно, что зуб впился в щеку.
— Я заслужил это, — сказал он, ошеломленный, уставившись на меня. Затем он покачал головой. — Но, Сидония, ты не все знаешь.
— Я знаю, что ты сбежал от меня после того, как я сказала тебе, что беременна. Ты уехал из Олбани, даже не позвонив мне, хотя бы для приличия. Не написал. Ничего! Это все, что мне нужно знать.
— Значит, ты проделала весь этот путь сюда, чтобы сказать мне это? — Внезапно он покачнулся, но удержался на ногах и тяжело опустился на стул. — Чтобы ударить меня?
— Нет. Я приехала сюда, чтобы найти тебя, потому что…
