– Мне кажется, Кейси, я никогда не чувствовала себя такой усталой, как сейчас, – сказала Джез. – Я только что поняла, что живу еще по времени Нью-Йорка – мой день начался добрый десяток лет назад. Лучше пойду и постараюсь заснуть.
– В следующий раз на поиски кладов я возьму с собой девушку, которая сможет продержаться, не засыпая, больше восьми часов, – проворчал Кейси, выключая свет в архивной комнате и запирая дверь.
Сколько очков ты заработал за хорошее поведение? – спросил он себя. Джез устало махнула рукой в воздухе, пожелав ему таким образом спокойной ночи, и отправилась в свою комнату. Две сотни? Нет, тупица, минус две сотни.
Хотя в архивной комнате Джез чувствовала себя совершенно смятой волной невероятной усталости, когда она вылезла из ванны и приготовилась ко сну, до ее сознания дошло, что только девять часов вечера. Она не могла решить, стоит ли подождать со сном и вернуться окончательно к калифорнийскому времени или поддаться соблазну и заснуть в такую рань. Задумчиво она развернула рождественский подарок Пита, который он сунул ей в сумку, когда они разговаривали в студии Мэла во время вечеринки. Черная атласная пижама и такого же цвета халат, отделанные белой атласной тесьмой! Удовольствие осветило ее лицо. На языке таких подарков этот ансамбль означал открытое, но не агрессивное провозглашенное желание. Добрый старый Пит! Он никогда не перестанет надеяться. Она все это надела, почувствовала, как подарок великолепно облегает тело, и решила, что не может быть ничего важнее хорошего сна.
Джез проснулась, как от толчка, через три часа, неожиданно вынырнув на поверхность сознания. Это означало, что ей уже не удастся снова задремать, даже в этой удобной постели, в которой она спала лучше, чем где бы то ни было во всем мире. На ее часах была полночь, по нью-йоркскому времени три утра, а всем известно, что наихудшее время, чтобы проснуться, это три часа утра – странный час, причудливо извращающий мысли и навевающий такие идеи, которые днем не пришли бы в голову. Но, лежа в постели с широко открытыми глазами, она ощущала в себе какое-то таинственное и глубокое счастье, как будто она только что видела необыкновенно прекрасный, но тут же забывшийся сон, так приятно окрасивший ее пробуждение.
Джез подобрала подушки с аппликацией, которые сбросила на пол, перед тем как окончательно заснуть, подоткнула их под спину и села в кровати, стараясь обрести контроль над своими мыслями. В этом счастье, которое после такого адского утра было почему-то разлито в ней, надо было еще разобраться, понять его источник. Она подумала о Гэйбе и Фиби, их сговоре, лишившем ее возможности сделать редкостные фотографии.
Конечно, Сьюзи была права. За обедом она еще была не в состоянии взглянуть в глаза правде. Гэйб знал, что он делал. Первые слова, которые она сказала ему, когда он явился к ней на квартиру, имели отношение к «Лэйкерз». На ней всегда были футболки «Лэйкерз». Конечно, Гэйб будет всегда вести себя в своей манере, не считаясь ни с кем, а Фиби – в своей. Единственный способ иметь дело с ними – это или, передернув плечами, принять их такими, какие они есть, или вообще избавиться от них. Как от клопов.
Джез выбрала второе. Это было четкое решение, пришедшее неожиданно, но окончательно, и Джез поняла, что теперь они действительно ушли из ее жизни. Воспоминания, связанные с синяками и шишками ее жизненного опыта, вдруг исчезли. Хотя в ней еще жило желание увидеть прием на новоселье у Мэджика Джонсона, но оно уже переместилось в разряд неисполнимого и несбыточного. Желания? Может быть, ее сон был о каких-нибудь желаниях? Это слово прозвучало как крошечный колокольчик, возвращающий сны из памяти, подумала Джез. Но больше она ничего не смогла припомнить, хотя ощущение необъяснимого счастья оставалось таким же сильным.
Мысли Джез обратились к Сэму Батлеру. Может быть, она чувствовала себя счастливой потому, что в понедельник он впервые приедет на ранчо? Последнее время он находился в смятенном состоянии. Он согласился на роль в комедии Губера – Петерса, роль манекенщика, который разрушает все ожидания зрителя, став биржевым маклером. После подписания контракта его замучили сомнения.
– Это самый неудачный шаг в моей карьере, – с несчастным видом жаловался он Джез. – Не могу понять, как этим негодяям удалось убедить меня взять роль, в которой развенчивается традиционное представление публики об идеальном мужчине. Они меня окрутили. А потом этот репортер... Он сказал мне, что актеры обязательно обнажают свою скрытую сущность не в процессе интервью, где они могут маскироваться, а в выборе ролей, что является, по его мнению, неизбежным проявлением того, что они представляют собой на самом деле. И я спросил себя: согласился бы Рэдфорд сыграть такого героя? И должен был ответить, что нет.
Джез улыбнулась при мысли о Сэме, его карьере и его муках. О, они были реальны – на самом деле, – так же реальны, как проблемы обычного человека с обычной внешностью, и она хотела сочувствовать ему, как она сочувствовала бы, будь это Мэл или Пит. Но у него было что-то другое – может быть, он слишком драматизировал их? Но он не мог выражать свои переживания иначе, с жалостью к нему подумала Джез. Бедный Сэм, большой, обычный австралиец, втиснутый в обличье красавца! Ему бы родиться в Древней Греции – там его настоящее время и место, решила она. Но не следует говорить об этом. Его чувства юмора не хватит, чтобы понять это.
Нет, мысли о Сэме вызывают только тошноту. Почти беспрецедентный сбор всей семьи на Рождество не обещал стать праздником добрых чувств, а еще если прибавить Сэма, то это может или приятно развлечь всех, или вызвать настоящую катастрофу. Она уже жалела о том, что импульсивно пригласила его, когда он пожаловался, что не поедет на праздники домой, в то единственное место, где к нему относились так же, как и ко всем. И как ее отец воспримет Сэма? А почему это должно беспокоить ее? Он замечает только Рэд. Почему бы не побеспокоиться о чем-нибудь реальном, например, о том, будут ли Сэм и Кейси вежливы друг с другом?
Кейси! Джез вдруг выпрямилась на постели. В памяти вдруг всплыла частица ее сна. Она сидела у фортепьяно рядом с Кейси, а он пел «Маленький отель», а потом... Она ничего не вспомнила, кроме голоса Кейси: «Я хотел бы, чтобы мы были там, вместе». А она прильнула щекой к его плечу.
Джез закрыла глаза и постаралась сконцентрироваться, но ничего другого из этого сна не пришло ей на память. Тем не менее ощущение счастья усилилось и стало четче, будто она рассматривала свои чувства в видоискатель. Кейси!
Сегодня вечером она едва замечала его. На протяжении всего обеда он представлял просто в достаточной степени сочувствующую ей аудиторию. После она ощущала его доброе, теплое, терпеливое присутствие, его желание исполнить все, что ей может взбрести в голову, только бы отвлечь от гнева, и все же... и все же... Что, если бы его не было здесь вечером? Ну, проснулась бы она вот так же, среди ночи, с полнейшим пониманием того, что, если уж быть откровенной, Сэм Батлер чересчур... да, немного слишком занят самим собой и своими переживаниями, что Гэйб так и остался безнадежным Венгерцем. Кейси расставил все по своим местам, как-то все высветил, что ли, и не тем, что говорил, а тем, что он собой представлял.
