К его удивлению, он увидел, что его слова поразили девушку.
– Ты рассуждаешь как старик! – с улыбкой начала укорять Уина Лиз.
– Ну? – он жестом указал на свое сморщенное тело.
– Уин, ты в самом расцвете, – горячо произнесла девушка. – Ты можешь чувствовать и делать все, что хочешь. Все для тебя. Разве ты этого не видишь?
Ее оптимизм тронул Уина. Конечно, она была очень молодой, чтобы знать о разрушающем воздействии лет, волнений и поражений. Всего этого для нее не существовало.
– Почему ты так уверена? – спросил он.
– В противном случае меня бы здесь не было, – ответила Лиз, обезоруживающе улыбаясь.
Когда Уин проводил ее к самолету, он вернулся домой, чувствуя себя как Золушка после наступления полуночи. Он не мог ни жить без Лиз, ни набраться смелости вернуть ее.
Прошли три недели, потом шесть. Рука Уина тысячу раз тянулась к телефону, но он отдергивал ее.
«Ты слишком стар, – говорил он себе, – она забыла тебя». Ведь такая прекрасная девушка должна иметь молодого друга. Даже нескольких. Несомненно, она каждый уик-энд ходит на свидания и отбивается от поклонников в свободное от работы время. В ее занятой, полной жизни не было места воспоминаниям о старике, которого она встречала пару раз на Манхэттене, о скучном вдовце, чью прихоть она удовлетворила, пойдя с ним в цирк и пару раз пообедав вместе.
Но в конце шестой недели Уин, неожиданно для самого себя, полетел в Финикс лично поприсутствовать на встрече акционеров в «Рейнбоу Концептс». Хэррис Бьюл встретил его как принца, и теперь была очередь Лиз устраивать ему экскурсии, показывать свое рабочее место, маленькую квартирку и безлюдный пейзаж, который она научилась любить со дня приезда сюда из Сакраменто.
Перед тем, как улететь в Нью-Йорк, Бонд еще раз выразил Хэррису Бьюлу свое восхищение Лиз и намекнул, что она была бы желанной посланницей на грядущей через месяц встрече акционеров корпорации. Хэррис обещал прислать ее.
Ни Хэррис Бьюл, и никто другой, кроме Уина, не обратил внимания та то, что в последний момент место встречи было перенесено самим Бондом в Гонолулу.
Все прошло, как было запланировано. Самолет с Лиз прибыл в аэропорт Гонолулу по расписанию после долгого полета из Лос-Анджелеса. Уин ждал девушку у ворот, думая, о чем с ней заговорить.
В последнюю секунду на него нахлынули сомнения. Может, его сумасшедший план ей не понравится? Может, она разозлится на то, что он обращается с ней, как с марионеткой?
Но все тревоги исчезли, когда Уин увидел, как просветлело ее лицо при встрече.
– О, я так скучала по тебе, – сказала она. Он улыбнулся, суеверно сложив пальцы.
– Я должен сделать кое-какое признание. Встреча акционеров только начинается. Хэррис Бьюл дал тебе две недели отпуска. Ты едешь со мной на Мауи. У тебя будет отличный отдых, – Уин робко взглянул на Лиз. – Теперь скажи правду. Я доставил тебе неприятности?
Вместо ответа она притянула его к себе и поцеловала в щеку, затем отодвинулась на длину вытянутой руки, дотронулась до его лица и взглянула на него влажными глазами. К удивлению Уина девушка, казалось, разрывалась между облегчением и болью, словно судьба жестоко разлучила их на эти месяцы, а теперь смилостивилась.
– О, Уин, – произнесла Лиз, – как ты можешь причинить мне неприятности?
В течение двух дней он возил ее по Гонолулу, показывал Даймондхед, Вайкики, превосходные восточные магазины и рестораны в деловой части города. Затем они отправились в маленькие сонные фермерские городки и рыбачьи поселки на наветренной стороне острова Оаху, где селились местные жители.
Когда встреча закончилась, Уин и Лиз на его личном самолете приземлились на посадочную полосу неподалеку от Лахайна на Мауи, а затем поплыли на яхте в Напили, отдаленное местечко в горах, где на утесе, похожий на гнездо, стоял дом Бонда. Девушка восхищенно вскрикнула от вида канала и островов, открывающегося с веранды. Прелесть Вайкики, напоминающая видовую почтовую открытку, не подготовила ее к совершенно иному великолепию этого места.
– Здесь рай, – произнесла Лиз.
«Сейчас», – подумал Уин, наблюдая, как заходящее солнце отражается в ее зеленых глазах.
* * *
Они провели вместе две прекрасные недели. Их дни были наполнены одновременно покоем и приключениями. Уин возил Лиз на яхте на Ланаи, остров ананасов, и на Молокаи с его пустынными пляжами и уединенными грунтовыми дорогами. Он взял ее с собой в Вайлуку, поселение знати Мауи с милыми старыми домиками, оставшимися от миссионеров, и в отдаленный городок Хана, спрятавшийся среди буйных тропических джунглей и полей, где в Хана-отеле часто собирались выпить его знакомые.
Уин отвез Лиз через перешеек к вулкану Халеакала, где его друзья Баллами весь вечер развлекали их на своей скотоводческой ферме. Ночной горный воздух был прохладен, и девушка, удивленная и восхищенная, сидела у костра, прислушиваясь к пению каких-то птиц, смотря на простиравшиеся впереди поля, поросшие тростником и ананасами.
Уин каждое утро, пока солнце еще не раскалилось, ходил с ней плавать и брал лодку, чтобы показать изумительную тропическую рыбу, метавшую икру возле рифа на краю лагуны под домом. Двое надежных мальчиков учили Лиз кататься по волнам на доске. Девушка снова и снова падала, смеялась, махала руками и наконец, будучи настоящей спортсменкой, смогла проехать по не очень бурным волнам. Она подошла к Уину, задыхающаяся, вся в каплях морской воды и замерла, пока он осторожно вытирал ее полотенцем.
От вида этого прекрасного тела в ярком, жалящем свете тропического солнца у него перехватило дыхание. Крепкие круглые груди Лиз были спелыми, как местные фрукты, смуглая кожа – безупречной, как белые пляжи, которые он так любил, великолепные бедра – неотразимыми, как мягкий ветерок, ласкавший его под плавками.
Вечерами они прогуливались по лужайке за домом среди деревьев и цветов, а затем сидели на веранде, наслаждаясь картиной заката, наблюдая, как волны нежно ласкают песок далеко внизу. Местный повар готовил им восхитительные обеды из свежей рыбы, говядины с ранчо на Мауи, экзотические салаты из тропических фруктов и овощей, выращенных на собственном огороде.
Уин рассказал Лиз о годах, прожитых с Эйлин, о своей любви к островитянам, об их дружелюбии и любопытном чувстве собственного достоинства. Он говорил о своих детях и внуках и заставил девушку поведать ему о Лу Бенедикте, о котором она отзывалась с почтением, смешанным с грустью. Сознавая, что воспоминания о прошлом сближают их, Уин наблюдал, как угасающий солнечный свет золотит ресницы Лиз.
Проходили дни, и беседы стали почти не нужными. Уин и Лиз, казалось, узнали друг о друге все. Их вечера проходили теперь в молчаливом общении, в покачивании в креслах-качалках в такт морскому прибою. Девушка обычно доверчиво прятала свои ладони в его. Близость, соединявшая их, наполняла Уинтропа Бонда истомой, которая с каждым днем становилась все соблазнительнее. Он позволил себе купаться в чарах, излучаемых Лиз, и старался избегать мыслей о том, что будет, когда она уедет.
