Ознакомительная версия.
— Кто это? — спросила Лаура.
— Мой сосед по комнате. Не беспокойся, он как раз уходит.
— Он тоже шеф-повар?
— Бруно? Не совсем. Он практикант. Бутылки моет. Ну, приступим к еде?
Лаура никогда не ела ничего подобного. Вернее, она, как выяснилось, вообще никогда не ела. Ей казалось, что эти ароматы всегда жили в ее воображении, но только сегодня она впервые действительно попробовала эту еду. Каждое следующее блюдо впечатляло еще больше, чем предыдущее. Спагетти под густым соусом из мяса и вина, сытным, острым и густым. А баранина, наоборот, розовая и сладкая, такая нежная, что тает во рту. Томмазо подал ее без овощей, но потом принес первый гарнир, contorni — целый артишок, смазанный теплым оливковым маслом с лимонным соком и посыпанный мятой. Лаура слизала с пальцев все масло, не оставив ни капельки, а ей казалось, что она может съесть еще столько же. В конце концов у нее даже голова закружилась от всего этого великолепия.
Томмазо оставил ее одну, отправившись закончить с аспарагусом. Через несколько минут, заскучав в одиночестве, Лаура решила пойти помочь ему. Она собрала грязные тарелки и понесла их на кухню.
— Томмазо! Давай, я пока помою посуду.
Она толкнула дверь, но та не открылась.
— Извини, — прокричал изнутри Томмазо. — Опять заело. С ней это иногда бывает.
Лаура подергала дверную ручку.
— Может, мне поднажать снаружи?
— Нет, я сейчас все сделаю.
На какую-то долю секунды Лауре показалось, будто она слышит за дверью шепот, но это Томмазо тихонько напевал, пока готовил.
Наконец дверь открылась, и он вышел, держа в руках большое плоское блюдо, от которого шел божественный аромат.
— Готово. Можно садиться за стол.
Через несколько минут они уже ели аспарагус. От его великолепного вкуса захватывало дух. Кончики стебельков, пропитанные взбитым яичным желтком и вином, были такими нежными, что их можно было рассасывать, но книзу они становились тверже, и тут уже приходилось жевать.
— Томмазо, — восторженно произнесла Лаура, — я должна сказать тебе…
— Я знаю, — сказал он, улыбаясь, и Лауру захватила томная волна чувственности.
На кухне Бруно перенес грязные кастрюли в мойку и осторожно, чтобы не издать ни звука, поставил их в воду.
— Что ты делаешь в Риме? — услышал он голос Томмазо.
— Пишу работу по истории искусства для конкурса — ответила девушка. — Победитель приедет в Рим на целый год. — В ее голосе было что-то, вызвавшее у Бруно ассоциацию с десертами, меренгой и сладким сабайоном, с тем, как кусочки персика булькают, когда их опускаешь в вино. Не в силах справиться с любопытством, он прислушался к разговору.
— Но тебе ведь можно и поразвлечься?
— Шутишь? История искусства и есть развлечение. — Бруно улыбнулся, представив себе выражение лица Томмазо. — То есть, — продолжала девушка, — я хотела сказать, что ты уже к этому привык. Можешь в любой момент пойти и посмотреть на Караваджо. А мне, возможно, больше и не придется.
— Караваджо?
— Ты не знаешь Караваджо? — искренне удивилась девушка.
— Конечно знаю, — быстро нашелся Томмазо. — Все в Риме знают Караваджо. Что ты любишь больше всего?
— Ну, не знаю… Трудно выбрать что-нибудь одно…
— Еще бы.
— …но уж если не отвертеться, пожалуй, «Предсказателя судьбы» в Музее Капитолия.
Бруно кивнул и опустил руки в воду. У него эта картина тоже была любимой. Девушке Томмазо не откажешь во вкусе.
— Если бы я был художником, — произнес Томмазо благоговейным тоном, — я бы рисовал только тебя, Лаура. И тогда все мои картины были бы прекрасны.
Бруно расплылся в широкой улыбке. Может, Томмазо и не умеет готовить, но когда дело доходит до обольщения, тут ему нет равных. Бруно вытер руки, на цыпочках подошел к двери и ушел.
Наконец добрались и до рикотты, ломтиками уложенной на тарелке. Томмазо принес biscotti и vin santo к потертому старому дивану.
— Я уже очень много выпила, — пробормотала Лаура.
— Римляне любят говорить, что «anni, amori e bicchieri di vino, nun se contano ma».
— «Годы, любовников и бокалы вина не нужно считать», — перевела Лаура.
— Точно — Томмазо опустил печенье в золотистую жидкость и медленно поднес бокал к ее губам.
Лаура помедлила, но все-таки открыла рот. Он наполнился сладким виноградным вкусом. Лаура зажмурилась от удовольствия.
— Боже, как вкусно…
— Sei bellissima, — прошептал Томмазо. — Ты прекрасна, Лаура, — он обмакнул в вино два пальца. Лаура снова помедлила, но разрешила ему положить их ей в рот. Она облизала липкое медовое вино, все до последней капельки. Несколько капель упало ей на шею, и Томмазо жадно слизнул их языком, пока Лаура держала во рту его пальцы.
Он начал неторопливо раздевать ее, снимая вещи одну за другой, как будто отделял листья от артишока, и время от времени целовал. «Именно об этом я и мечтала, — думала Лаура — Кто бы мог подумать? Разве что Карлотта. Да, Карлотта была права».
Теперь он снимал красную баску, развязывая маленькие бантики. Лаура почувствовала, как ослабевают завязки, и выгнула спину, чтобы Томмазо было удобнее. Он сосредоточенно возился с одной тесемкой. Потом дернул за нее.
— Подожди, — пробормотала Лаура. — Ты ее затянешь.
— Я возьму нож, — нетерпеливо предложил Томмазо.
— Лучше я сама, — быстро возразила Лаура. Когда она развязала тесемку, Томмазо опустился перед ней на колени, молитвенно сложил ладони и что-то забормотал по-итальянски.
— Что ты делаешь? — спросила Лаура.
— Читаю молитву, — сказал он, глядя на нее голодными глазами.
Когда все насладились первым блюдом, поглотили его и проводили бокалом вина, а вкусовые рецепторы настроились на новые вкусы, на столе появляется второе блюдо. Если вы обедаете в ресторане — который обслуживает итальянцев, а не туристов, — выбор второго блюда делается только после того, как первое уже съедено. Это не значит, что у вас не может быть заранее готовых планов, но убедитесь, что вы не передумали и что ваши изначальные намерения и последующие наклонности совпадают…
Марчелла Азан. Основные блюда классической итальянской кухни.
На следующее утро Винсент, Систо и прочие ранние посетители заведения Дженнаро страшно радовались, когда увидели, как Томмазо бежит по улице к бару, еще мокрый после душа и в одном полотенце, обмотанном вокруг бедер.
— Due cappuccini, Gennaro, presto per favore[18], — выкрикнул он. По широкой улыбке Томмазо было ясно, что у него есть все основания для спешки, и друзья догадались, в чем причина. Они приветствовали его взрывом аплодисментов.
Ознакомительная версия.
