— Разве я на тебя давлю?
Нет. Ты не просто давишь. Ты воскрешаешь ненужные желания, а я не могу с ними справиться. По крайней мере, когда ты сидишь так близко.
— Неужели? — спросил он и нежно провел рукой по ее щеке.
— Нет, — сказала она, смущенно заморгав. — Просто я смущена, вот и все.
— Прекрасно могу это понять, — последовала еще одна пауза, а затем Паоло бодро добавил: — У нас есть общая цель, разве мы не можем найти пути для совместной деятельности?
Подавив проблеск надежды, она устало вздохнула.
— А что конкретно ты можешь предложить, Паоло?
— Ты даешь мне один год. Разбираешься со своей работой и переезжаешь жить сюда. Со мной.
— С тобой? Хочешь сказать, в этом доме?
— Именно. Сейчас я владею домом, но ради детей я куплю виллу на окраинах Рима. Хорошенькое местечко с садом, расположенное вблизи от того места, где они жили с родителями. Пусть у них будет возможность ходить в ту же школу и дружить со своими друзьями. Иными словами, я бы приготовил дом для них — и для тебя.
— Хочешь сказать, мы сможем ужиться все под одной крышей?
— Почему бы и нет?
— Потому что твой отец не позволит сделать этого!
— Отец не может диктовать, что мне делать, Кэролайн. Я уже взрослый парень!
— Возможно, но он никогда не простит тебе, что ты занял мою сторону.
— У него нет иного выбора: только принять тебя, хотя бы и в качестве моей жены.
— Предлагаешь мне выйти за тебя замуж?!
— Да, — сказал он преспокойно, словно бы предложение о замужестве было самой заурядной вещью, с которой сталкиваешься каждый день.
— Но ты ведь не любишь меня.
— Так же как и ты. Но зато мы любим детей. Значит, стоит попытаться дать им все то, чего они лишились: дом, двух любящих их людей и нормальные условия для жизни.
— Фиктивный брак? Не бывать этому, Паоло!
— Этого я бы тоже не хотел. Такие семьи долго не существуют.
Кэлли уже не могла выдерживать официальный стиль разговора и пустилась во все тяжкие:
— Предлагаешь нам спать вместе?
С неподражаемым апломбом он выпалил:
— А почему бы и нет? Признаю, любовь в юные годы прекрасна своей непосредственностью, но и у взрослых есть свои забавы и приятные моменты. Может возникнуть связь попрочнее, чем просто физическое влечение.
— А что, если этого не произойдет?
— Тогда останемся друзьями. Именно поэтому я прошу тебя дать мне год. Если мы поймем, что не можем так жить, разрешим это дело иначе. А дети хотя бы на какое-то время почувствуют себя уютно, находясь среди людей, которые их любят. Да и ты познакомишься с ними получше, а они узнают тебя.
— С этим я согласна. А что касается другой стороны дела… интимной…
— Я все прекрасно понимаю, Кэролайн, поэтому не прошу твоего ответа сегодня. Я всего лишь сделал предложение и прошу тебя подумать над ним.
Ей бы с радостью вцепиться в это предложение обеими руками, но его холодный, расчетливый тон смутил ее и остудил весь энтузиазм.
Помолчав, Кэлли сухо проговорила:
— Хорошо, я подумаю.
— Отец решил, что мы должны остаться здесь на неделю, но я думаю, надо продлить этот отдых еще на вторую. За это время ты смогла бы принять решение, правда?
— Надеюсь, мне не потребуется столько времени.
— Но если ты согласишься — на что я очень надеюсь — дополнительное время позволит детям привыкнуть к мысли о том, что их ожидает новая жизнь в новой семье. А когда решение будет принято окончательно, мы сможем вернуться в Рим и сосредоточиться на поисках дома.
— Это разумно, — согласилась она.
— Что-то вы долго гуляли, Паоло, — сказала его мать, выходя на террасу, где он стоял, прислонившись к перилам лестницы и потягивая бренди. — Твой отец уже лег спать.
— А ты почему не спишь, мам? — спросил он заботливо, заметив, что под халатом у нее ночная рубашка, а на ногах тапочки.
— У меня слишком тревожно на душе, сынок. Во-первых, Кэролайн сказала, что заберет детишек в Америку…
— Да, и мы ожидали этого от нее. Так чего волноваться-то?
— Ожидать-то мы ожидали, но я чуть не сошла с ума, когда услышала эти слова от нее самой. К тому же вы сразу ушли из дома, а близнецы сидели на крылечке, обнявшись, и тосковали. Понимаешь, они слышали наш разговор.
— Да, отец постарался на славу. Возможно, его было слышно даже на другом конце фазенды. Тебе удалось их успокоить?
— Я пыталась, но… Малыши хорошо знают английский и поняли каждое слово, которое сказала Кэролайн. Они думают, что ее решение разрушит их жизнь.
Она покачала головой. Да… смерть Эрманно сказалась на матери больше, чем на других, подумал Паоло. Седины в ее волосах прибавилось, и походка стала какой-то неуверенной.
— Кэролайн заняла невозможную позицию. Конечно, она по-своему любит детей, поэтому для нее их жизнь тоже многое значит. Но ведь силой она не заберет их в Америку, нет?
— Да не волнуйся ты так. Конечно, близнецы и правда наполовину американцы, как и сказала Кэролайн, но сердцем они все равно итальянцы. Кроме того, у них тоже есть право голоса, они уже способны решать самостоятельно.
— Господи, да как же нам быть?
— Я уже кое-что придумал — так все будут счастливы.
Мать подошла к сыну и с надеждой заглянула ему в лицо.
— И что же ты придумал?
— Тебе придется чуть-чуть подождать. Скоро я все расскажу.
Идея этого брака пришла к нему неожиданно, как гром среди ясного неба. Возможно, сам Господь внушил ему эту мысль через своего ангела-хранителя. Или это действительно было самое разумное решение. А может быть, еще у него была вина за то, что он тогда взял ее невинность и оскорбил равнодушием?
Глубина собственных чувств мучила Паоло безмерно, и это его пугало. Тогда, в восемнадцать, она была молоденькой девушкой, полной радости жизни. Она заслуживала лучшего человека, и поэтому Паоло сразу разорвал с ней всякие отношения.
Теперь же Кэролайн стала блестящей женщиной. И Паоло вдруг увидел, насколько пуста его жизнь. Он понял, что хочет семью и детей, чего раньше для него не существовало даже в помыслах.
Дети, брак, семья, дом — все это приобрело другое звучание. А был-то всего лишь один-единственный поцелуй. И он так все изменил в его мировоззрении. Вдруг эти вещи стали для него желанными.
Конечно, он не отец близнецов, а Кэролайн не их мать, однако так сложилась ситуация, что они оба вынуждены заменить родителей этим детям. И для него это тоже надо принять и понять. Он еще не свыкся с этой мыслью, ему трудно было отказаться от одинокого образа жизни и стать совсем другим.