— Хорошенькое дело! Может быть, мне стоит управиться за пятнадцать секунд? — бросила Габи вдогонку Луису, когда тот уже взялся за дверную ручку.
Луис замер, а затем медленно повернулся и широким шагом направился к ней. Он стоял и молча смотрел на Габи сверху вниз, а когда она подняла на него взгляд, взял прядь ее каштановых волос и стал наматывать их на палец.
— А знаешь, моя маленькая кузина, — его голос теперь напоминал скрежет металла по стеклу, — я начинаю думать, что ты — самая своенравная и злющая женщина из всех, кого я имел несчастье встретить…
Словно в рассеянности, он продолжал накручивать ее волосы на палец. Габи почувствовала боль и поморщилась.
— Ты напоминаешь мне Далилу, прекрасную молодую арабскую кобылу. Когда она впервые попала в мои руки, у нее был такой же взгляд, как у тебя, бунтарский, беспокойный. Знаешь, что я с ней сделал?
— Пристрелил, наверное, и отвез на ближайшую мыловаренную фабрику?
— О Господи, конечно же, нет! Это было бы слишком расточительно и грубо по отношению к такой красоте. Нет… Я выдрессировал ее. И, в конце концов, мы оба получили от этого удовольствие. А теперь я должен приручить тебя.
Луис медленно потянул на себя прядь ее волос, и Габи пришлось стиснуть зубы, чтобы сдержать стон. Но наконец, он отпустил волосы.
— Итак, пятнадцать минут, дорогая.
Когда Габи спустилась в холл, Луис уже ждал ее, стоя к ней спиной. Он не слышал шагов Габи, заглушаемых пушистым китайским ковром, и она замерла в ожидании. Луис был одет в безукоризненного покроя кремовые бриджи, черные лакированные сапоги для верховой езды и белую рубашку для игры в поло. Одежда так красиво облегала его фигуру, словно была сшита на заказ. Скорее всего, так оно и было. Да, что и говорить, это был великолепный самец…
Вероятно, Габи сделала какое-то неловкое движение, ибо Луис обернулся, и Габи непроизвольно сделала шаг вперед.
— Надеюсь, подобная экипировка вам подойдет? — голос Габи звучал так, словно она долго бежала против сильного ветра.
Луис бросил на нее снисходительный понимающий взгляд, оценив и джинсы, и белую блузку из хлопка, которая была избрана именно из-за свободного покроя.
— Кто-нибудь из слуг подберет вам подходящую обувь и что-нибудь на голову. А в остальном — все в порядке. Итак, вперед.
Взяв черное кепи для верховой езды и маленький кожаный хлыст, лежавшие на старинном резном сундуке, Луис вышел из дома. Проходя следом за ним по посыпанной гравием дорожке, Габи краем глаза уловила мерцание бассейна. Она тут же быстро взглянула на Луиса, касавшегося придорожных зарослей олеандра и, казалось, ничего не замечавшего, и облегченно вздохнула.
На мощеном дворе конюшни в одном из загонов стояли две оседланные лошади — чудесный серый жеребец, нетерпеливо вскидывающий голову, и невысокая кобыла, казавшаяся намного более спокойной, но такого же мягкого серого цвета, как и чистокровные арабские скакуны.
— Это Далила? — необдуманно спросила Габи, но, вспомнив сцену за завтраком, поспешно отвернулась, чтобы скрыть смущение.
— Нет, Далила в дальнем стойле. Несколько дней назад у нее родился маленький симпатичный жеребенок, и она не принимает посетителей, за исключением меня, конечно.
— Вы разводите лошадей, арабских, я полагаю? — быстро спросила Габи.
— Да, но скорее для собственного удовольствия, чем ради денег. Это что-то вроде моего хобби.
Габи скорчила гримасу.
— Хобби богатого человека. Рори всегда говорит… — Она резко оборвала себя, и Луис вопросительно приподнял бровь.
— Рори? Ах да, это тот воспитанный молодой человек. Так что же он говорит?
Габи вначале смутилась, но затем холодно произнесла:
— О, только то, что разведение лошадей подобно закрытию банковского счета: и то и другое приносит только убытки.
— Очень верное замечание… А, Карлос!.. — Появился грум, которому Луис быстро сказал что-то по-испански, и тот поспешил в один из загонов, откуда вернулся с кепи для верховой езды и парой кожаных ботинок.
Габи тепло улыбнулась груму. Тот придержат стремя, и она забралась на лошадь, как ей показалось, весьма удачно. Луис натянул свое кепи и вскочил в седло. Это легкое грациозное движение заставило сердце Габи затрепетать. Было очевидно, что перед ней искусный наездник. Интересно, существует ли такое дело, которое этот мужчина делает плохо? Впрочем, не мужчина, а просто ее кузен. Ей следовало бы привыкнуть и даже в мыслях использовать именно это определение, хотя между ними и нет кровного родства.
Габи натянула поводья, с силой стиснув коленями гладкие бока лошади. Она подумала, что не вынесет позора, если свалится и упадет прямо в пыль, а эти глаза цвета олова будут смеяться над ее неловкостью. Когда Луис выехал со двора, она пришпорила свою кобылу и решительно последовала за ним.
— Гасиенда называется «Маргарита», вторым именем моей матери, Елены Маргариты. — Мысль об этом не давала Габи покоя со вчерашнего дня. — Значит, гасиенда названа в ее честь?
Лошади Габи и Луиса шли рядом по узкой дороге между двух белых изгородей, за которыми пасся скот.
— Нет, Маргарита — это имя ее матери. Она и Рамон приехали сюда из города более пятидесяти лет назад, после того как поженились. Тогда здесь был непроходимый лес, а затем вот… — Он указал в сторону горизонта, где на фоне неба возвышались голубовато-зеленые деревья. — Они вместе возделывали эту землю. Конечно, у деда есть деловая хватка, но и бабушка работала с ним бок о бок до самой смерти.
— Когда это произошло?
— Когда Елена была еще ребенком.
— А сколько лет было вашему отцу? — спросила Габи после некоторой паузы. Тон Луиса не располагал к общению, но она вдруг почувствовала, что ей нужно как можно больше узнать о своей семье, про которую она ничего не знала.
— Семь. — Голос Луиса был лишен какого-либо оттенка. — Она умерла от желтой лихорадки.
— О, я не знала.
Луис пристально посмотрел на нее.
— Елена тебе ничего об этом не говорила?
— Нет, ничего. Она никогда не упоминала о своей семье. — Габи прикусила губу. — Бедный дедушка. Потерять двух детей в совсем молодом возрасте. Удивительно, как он смог все это пережить.
— Не думаю, чтобы он смог когда-либо полностью с этим смириться. Но вы же видели его, он борец. Последние сорок лет посвятил своему имению и сделал его таким, каким вы видите его сейчас.
— Сельское хозяйство — ваше семейное дело?
Луис пожал плечами.
— За последние несколько лет, после того как он с большой неохотой, конечно, передал мне дела, я вкладывал деньги в разные отрасли: в бокситные месторождения, в издательское дело — мы купили несколько газетных и журнальных концернов в Латинской Америке и Соединенных Штатах. Ну и в недвижимость, конечно.
