— Ты вполне могла бы использовать Майкла в качестве рабочей силы для приведения конюшен в порядок. Сама ты этого просто не сможешь сделать.
— Это правда, но…
«Пора привести решающий довод», — подумал Джош.
— Послушай, а у меня есть старый друг, из-под которого — в самом прямом смысле — вымыло дом. Я бы счел твое согласие личным одолжением.
— Запрещенный прием, — нахмурившись, пробормотала Лора.
— Запрещенные приемы всегда самые эффективные. — Понимая, что добился своего, Джош нежно обнял сестру. — Я уверен, что все будут довольны, но на всякий случай можно установить испытательный срок. Если ничего не получится, я: найду для него что-нибудь другое.
— Хорошо. Но если он начнет устраивать вечеринки с картами и выпивкой или оргии…
— Уверяю тебя, Майкл постарается вести себя осмотрительно. — Джош ухмыльнулся, поцеловал сестру и взял у нее малыша. — Он хороший человек, Лора. На таких всегда можно рассчитывать в трудной ситуации.
— Я не собираюсь рассчитывать на Майкла Фьюри! Особенно в трудной ситуации, — заметила Лора, состроив гримасу вслед выходящему брату.
Поместье Темплтонов было бы самым последним в списке, если бы Майкл Фьюри стал сам искать себе жилище, пусть даже временное. О, когда-то он достаточно часто бывал здесь и всегда чувствовал на себе настороженные взгляды тактичных Томаса и Сьюзен Темплтон и откровенно враждебные — не столь тактичной Энн Салливан.
Он прекрасно понимал, что экономка Темплтонов считала его дворнягой, затесавшейся среди ее чистокровных подопечных, и, вероятно, боялась, что он имеет виды на ее дочь.
Но тут она могла быть спокойна: как ни соблазнительна была Марго уже в то время, они с Майклом всегда оставались просто приятелями.
Ну, признаться, он целовал ее пару раз… Разве нормальный мужчина может устоять перед такими роскошными губами? Однако этим все и закончилось. Марго была предназначена Джошу — даже в те далекие годы, несмотря на легкомыслие юности, он понимал это.
А Майкл Фьюри не покушается на то, что принадлежит другу!
Несмотря на столь разное происхождение, они с Джошем были друзьями. Настоящими друзьями. А Майкл немногих людей считал своими настоящими друзьями. Ради Джоша он мог ввязаться в любую драку — кстати, иногда такое случалось — и точно знал, что всегда может рассчитывать на него.
И все-таки он никогда бы не попросил об одолжении, если бы не лошади: он не хотел долго держать их в общественной конюшне. Со своими лошадьми Майкл становился сентиментальным и не стыдился этого. Последние несколько лет они были его единственной привязанностью — и, пожалуй, самой постоянной в его жизни.
А испробовал он многое. Страсть к путешествиям проявилась в Майкле очень рано. Он бежал из дома, поступил в торговый флот, и скитания обернулись для него спасением и счастьем. Он наслаждался своими странствиями, пока однажды неприятная история в одном из портов не заставила его сойти на берег. Майкл не был ни в чем виноват, но чувствовал, что оправдываться, что-то кому-то доказывать — не в его характере.
Нужно было как-то зарабатывать на жизнь, и некоторое время он служил наемником. Научился воевать и убивать за деньги. Слишком хорошо научился — и испугался, что ему это может понравиться. Служба набила его кошелек, но оставила шрамы в душе.
Потом Майкл увлекся автомобилями и даже достиг некоторого успеха на автомобильных гонках в Европе, но в конце концов перестал получать от них удовлетворение.
Один раз он был женат, очень недолго, но в этом как раз не мог похвастаться успехом.
В лошадей Майкл влюбился, когда работал каскадером. Он досконально изучил это ремесло, заработал отличную репутацию и сломал несколько костей. Когда требовалось по сценарию, прыгал с высоких зданий, дрался, стрелял и скатывался подстреленным с крыш, сгорал в огне. И падал с несметного множества лошадей.
Майкл Фьюри умел падать и не расшибаться, умел вовремя собраться и откатиться. Умел быстро забыть о падении и, как ни в чем не бывало, заняться чем-то другим. Но, влюбившись в лошадей, он стал словно другим человеком. Ему захотелось осесть на одном месте, купить лошадей, разводить их и тренировать.
Когда отчим позвонил ему и сказал, что они с матерью собираются переехать и продать недвижимость в горах, он увидел в этом звонке перст судьбы. Майкл не испытывал особой любви к родному дому, не хранил трогательных воспоминаний о детстве, но, не задумываясь, предложил купить эту землю.
Это было хорошее место для коневодства, хотя он понимал, как мало у него шансов, надеялся, что наконец нашел то, что искал.
Итак, он вернулся, и вместо радушного приема получил от природы удар наотмашь. Ему было плевать на дом, но лошади… Он был готов умереть, спасая их, и действительно подошел опасно близко к роковой черте, когда с гор обрушились селевые потоки.
И кончилось тем, что он — грязный, измученный, одинокий — стоял над залитыми грязью развалинами. Это было все, что осталось от фундамента его новой жизни.
Было время, когда в таких обстоятельствах Майкл просто вышел бы из игры и отправился дальше. Но на этот раз он остался: не мог бросить лошадей. И когда Джош предложил ему помощь, Майкл, поступившись гордостью, принял предложение.
Поворачивая на подъездную аллею Темплтон-хауза, Майкл от всей души надеялся, что поступает правильно. Он всегда восхищался этим поместьем, да им и невозможно было не восхищаться.
Остановив машину в середине аллеи, Майкл вышел, чтобы оглядеться, и некоторое время стоял, вдыхая свежий зимний воздух, — высокий худощавый мужчина с тренированным телом атлета. Стоял, словно приготовившись к драке. Он был одет во все черное, как всегда. Так проще: не надо задумываться над выбором одежды. Майкл знал, что обтягивающие черные джинсы и свитер под видавшей виды короткой кожаной курткой делают его похожим на головореза. Но мог бы сказать, что подобное впечатление недалеко от истины…
Его черные волосы развевались на ветру — слишком длинные, если говорить о практичности, блестящие и густые от природы. Работая, он часто завязывал их в короткий «конский хвост». Майкл ненавидел парикмахеров и скорее согласился бы на все муки ада, чем пошел бы к «визажисту», как они теперь любили называть себя.
Внезапно Майкл сообразил, что забыл побриться. Черт побери, он собирался, но замотался с лошадьми! Если бы он мог видеть себя со стороны, то понял бы, что легкая щетина на худом красивом лице лишь усиливает впечатление опасности и делает его совершенно неотразимым. На этом фоне губы казались на удивление нежными. Многим женщинам довелось испытать их ловкость и щедрость. Однако немногие замечали мягкость этих губ, отвлеченные суровостью глаз цвета шаровой молнии.
