Ознакомительная версия.
– Садись в машину, – скомандовал Николай. – Теперь в машине будешь ездить.
«Любушка, родненькая, не бросай меня!» – запричитала коляска.
Люба объехала джип, открыла переднюю дверь и принялась торопливо снимать подлокотник, чтобы пересесть с коляски на сиденье.
– Подожди, – остановил ее Николай.
Он просунул руки под Любину спину и колени, легко поднял ее и, отпихнув ногой коляску, опустил ношу на сиденье.
Любино сердце колотилось в грудь, как загулявший пьяница в двери сожительницы.
«Любушка! – заголосила коляска. – Я-то как же?»
«Залезай ко мне!» – нахально предложил джип и распахнул багажник.
– Коля… – Люба первый раз назвала так Николая и замерла от волнения.
Николай кивнул:
– Ну?
– Коля, – теперь уже смелее произнесла Люба, безудержно счастливая от близости, каковая, по ее мнению, случилась при переходе на ласково-уменьшительное имя. – Коляска складывается, так что можно ее на заднем сиденье положить, она там ничего не запачкает.
«Я сказала «Коля», а он ничего не сказал на это, – лихорадочно подумала Люба и сделала нелогичный вывод: – Он не против: я ему нравлюсь!»
«Хм, – вскинулась коляска, – «не запачкает»! Я может, отказываюсь в этом наглом джипе ехать».
«Да не бойся, – успокоил ее джип. – Не захочешь, так не трону».
– Здесь что? – Николай снял с сиденья коляски пакет. – В багажник можно бросить или бьющееся?
– Утка… – дрожащим голосом ответила Люба.
– Надувная, что ли?
– Нет, обычная.
– А чего таскаешь? Подарок, что ли?
«Талисман», – гордо ответила утка.
– Нет, не подарок. Так, на всякий случай, – жалобным шепотом ответила Люба.
«Не на всякий, а на каждый!» – сердито поправила утка.
«Ты чего раскрякалась? – оборвала ее коляска. – Помолчать не можешь? Видишь, в какое неловкое положение Любу ставишь?»
«Я?! – возмутилась утка. – Он первый начал. Уток, что ли, не видел?»
– Давайте ее сюда, – попросила Люба.
– Пусть на заднем сиденье лежит, не мешает, – решил Николай.
Выплывшая на свет божий эмалированная утка повергла Любу в отчаяние:
«Никогда меня никто не полюбит, потому что я калека. Калека!»
Не нужно было Любе так думать. Зря она так. Подточенные ледяным ручьем уничижения, ее гордость и уверенность в себе начали стремительно рушиться. Ведь пока что вера в себя была сложена из слов Геннадия Павловича и Надежды Клавдиевны, их заверений в красоте и уме Любы, ее таланте и отваге. Любе еще только предстояло возвести крепкую постройку, способную выдержать насмешки, удивление и безответную любовь. Но ведь был прыжок с парашютом, искренние песни, долгие часы тренировок силы рук? Были поступки – крепкие камни в фундаменте. И они останутся, несмотря на Любину минутную слабость. И даже это сомнение в себе рухнет не в сторону, а внутрь души, придав крепости ее основанию. Впрочем, кажется, лавина уже прошла, прошуршали последние падающие песчинки…
«Пусть Николай никогда не полюбит меня, но я буду любить его, – с радостью, полной тоски, произнесла Люба. – Мне этого хватит. Наверное, это нужно, чтобы я написала новые песни? Ведь не может быть, чтобы все было просто так, без смысла – щипцы, инвалидность, коляска? Ну уж нет. Я уверена: судьба лишила меня ног, чтобы я случайно не пошла не своей дорогой!»
Люба сглотнула слезы и громко сказала, перейдя на «ты»:
– Нет, Коля, давай утку сюда. Это ведь мой переносной унитаз. Круто – да?
Николай раздумчиво сказал «А-а-а!» и засмеялся:
– Круто.
– Знаешь, как удобно! Мобильно! Николай с веселым удивлением принялся разглядывать Любу:
– Слушай, а ты молодец! Уважаю!
– Коля, смотри на дорогу, а то врежемся в лесовоз, – посоветовала Люба.
«Не врежемся, – небрежно бросил джип. – А врежемся, так мало лесовозу не покажется».
«Ой-ёй-ёй, какие мы крутые, – пробурчала коляска. И тут же вскрикнула: – Люба, он ко мне пристает!» Джип ржал и прибавлял скорости. А Люба прибавляла громкости магнитоле и небрежно, без стыда, робости и смущения, клала руками согнутую в колене безжизненную ногу на колено, завернув ее «по-турецки».
Неожиданно заиграл мобильник.
– Родители, – выдохнула Люба. И быстро прокричала в трубку: – Да, мама! Прекрати! Мы уже едем. С Николаем, на его машине. Мама, все будет хорошо! Все, не трать деньги! Нас Путин ждет!
«Хватит, телефон отключаю, а то родители покоя не дадут!» – пробормотала она коляске.
Глава 4
ДОРОЖНО-ТЕАТРАЛЬНАЯ
– Представляешь, я хотела в школьном спектакле «Елка в Сокольниках» Ленина играть, а пионервожатая возмутилась: учение Ленина должно твердо стоять на ногах!
Люба болтала второй час. Николай слушал ее серьезно и вдумчиво, как покойник надгробные речи.
В сумерках джип Николая въехал в Ярославль.
Люба радостно разглядывала Волгу, набережную, старинный центр города, Кремль, вокруг которого струился поток дорогих иномарок.
Вскоре джип остановился возле сверкающего огнями торгового центра.
– Это еще кто?
Люба не слышала, что произнесла девушка, к которой Николай, предварительно созвонившись по мобильнику, подъехал и вышел из машины на улицу, но по взгляду, брошенному на Любу сквозь лобовое стекло, была уверена, что она спросила именно так: это еще кто?
Причем спросила хмурым голосом.
Затем девушка, высоченная, как колодезный журавль, недовольной походкой подошла к джипу, открыла заднюю дверь и по-хозяйски упала на сиденье.
«Чего-то Ладка смурная сегодня, – констатировал джип. – Видно, ты ей не понравилась».
«Я?» – изумилась коляска.
«Люба твоя, – разъяснил джип. И добавил интимным голосом: – Ты разве можешь кому-то не нравиться, мышонок заводной»
– Здравствуйте, – поздоровалась Люба.
– Давно не виделись, – метнула Лада кривую улыбку и нахмурила брови.
Люба взглянула через стекло на Николая, поправлявшего зеркало.
Лада сердито смотрела в одну точку.
– У вас какие-то неприятности? Вы такая грустная, – решила проявить участие Люба.
– С чего ты взяла, что я грустная? Я что, петь в машине должна?
– Вы тоже поете? – удивилась Люба.
– Пляшу, – ласково сказала Лада.
– А я – пою, – не удержалась и похвасталась Люба.
– Начинай, послушаем.
– Как-то неудобно, – смутилась Люба. – Ну ладно, раз вам действительно хочется послушать…
Лада с подозрением поглядела на Любу: дура или прикидывается?
– Закурить попросит прохожий голосом тихим и хриплым, – с чувством затянула Люба. – И в этот момент пойму, что подменили мне рифму-у!
В машину сел Николай.
– Поем?
– Пляшем, – огрызнулась Лада.
– …взглядом под руки, что огрубели во многом, – голосила Люба, – вот здесь у меня аккордеон. А потом сразу припев: от черных яблок с белой червоточиной и не зрелых, и от ворующих улыбок беглых…
Ознакомительная версия.
