Лорен успела добраться до Хэвертона, когда на панели замигала красная лампочка, сигналя о том, что бензин на исходе. Заправка была закрыта, и ей пришлось провести ночь в убогом мотеле. Прежде чем уехать, она подошла к стойке регистратора и попросила карту Канзас-Сити. Портье объяснил, как проехать к отелю «Ритц-Карлтон», который, по его словам, находился совсем близко от музея.
И все же Лорен заблудилась. Пропустила нужный поворот и забралась слишком далеко к югу, оказавшись на кольцевой дороге. Сжимая промокшую карту, на которую случайно опрокинула бутылку с диет-колой, она остановилась у очередной заправки и снова справилась, как попасть в центр города.
На этот раз все обошлось, и Лорен легко добралась до отеля.
Томми говорил, что Канзас-Сити – красивый и чистый город, но все описания меркли по сравнению с действительностью. Лорен то и дело восхищенно ахала. Вдоль тротуаров тянулись ухоженные газоны, а старые двухэтажные дома утопали в зелени и цветах. Следуя указаниям хозяина заправки, она свернула на Уорд-Паркуэй, которая должна была привести ее прямо к дверям отеля. Улицу рассекали широкие, засаженные травой разделительные полосы, и Лорен дважды проезжала мимо компаний подростков, игравших в футбол. Очевидно, мальчишкам была нипочем влажная удушливая жара.
Дорога шла под откос, и как раз в ту минуту, как Лорен заволновалась, что снова забралась не туда, впереди показалась россыпь уютных магазинчиков в испанском стиле. Кажется, портье в мотеле называл это место площадью Кантри-клаб. Еще пара кварталов, и вот он, отель «Ритц-Карлтон»!
Еще не было и полудня, но портье, бросив взгляд на ее осунувшееся лицо, пожалел девушку и разрешил вселиться в номер пораньше. Уже через час Лорен почувствовала себя человеком. Она сидела за рулем с самого рассвета, но холодный душ оживил ее. И хотя она знала, что Томми не обидится, если она явится в дом священника в джинсах или шортах, все же привезла с собой одежду для церкви, тем более что сегодня воскресенье и она как раз успеет к окончанию мессы. Не стоит оскорблять монсеньора Маккиндри, по словам Томми, человека крайне консервативного. Томми как-то пошутил, что Маккиндри до сих пор служил бы мессы на латинском, если бы посчитал, что это ему сойдет с рук.
Лорен натянула длинное светло-розовое полотняное платье без рукавов с высоким воротником-стойкой. Правда, слева шел разрез до самого бедра, но оставалось надеяться, что монсеньор не сочтет наряд слишком вызывающим. Длинные волосы Лорен все еще не высохли, но она не хотела задерживаться из-за таких пустяков и, застегнув тонкие ремешки босоножек, схватила сумочку и темные очки и вышла на улицу. Волна жара ударила в лицо, и девушка долго не могла отдышаться. Бедняга швейцар, пожилой седеющий мужчина, казалось, вот-вот расплавится в своей застегнутой на все пуговицы форме. Как только рассыльный привел ее машину со стоянки, швейцар, широко улыбаясь, шагнул вперед, чтобы открыть даме дверцу. Но улыбка тут же исчезла, когда Лорен спросила, как проехать к церкви Милосердной Девы Марии.
– Мисс, рядом с отелем немало других церквей, – сообщил он. – Всего в паре кварталов отсюда, на Мэйн-стрит, есть одна. Будь сегодня прохладнее, можно бы добраться туда пешком. Это прекрасная старая церковь и в приличном районе.
– Мне нужно в церковь Милосердной Девы, – покачала головой Лорен. Швейцар уже готов был возразить, но придержал язык. Все же, когда она садилась в машину, он посоветовал запереться изнутри, поднять стекла и ни в коем случае не останавливаться, пока она не доберется до церковной стоянки.
Местность, в которой она оказалась всего полчаса спустя, действительно выглядела не слишком приглядно. Заброшенные дома с ветхими оконными переплетами и заколоченными дверями. Непристойные граффити на стенах.
Лорен миновала огороженную пустую площадку, которую местные обитатели приспособили под мусорную свалку, и даже сквозь закрытые окна и при работающем кондиционере почувствовала омерзительную вонь гниющего мяса. На углу четыре малышки лет шести-семи, одетые в воскресные платьица, прыгали через веревочку под глупую считалку и весело хихикали, равнодушные к окружающей разрухе. Их невинность и красота казались ужасающей дисгармонией среди всеобщего запустения. Лорен вспомнила картину, когда-то виденную в Париже: грязно-коричневое поле, огороженное зловещей колючей проволокой. Над полем низко нависают клубящиеся свинцовые тучи. Картина пронизана горечью и тьмой. Но в левом углу в ржавый уродливый металл вплетается желтая лоза, а к небесам тянется совершенный в своей красоте бутон красной розы, готовый вот-вот расцвести.
Картина называлась «Надежда», и Лорен снова подумала что жизнь тянется к свету даже в таких трущобах, а вместе с ней рождается и надежда.
Лорен постаралась запомнить девочек, надеясь в один прекрасный день перенести это яркое впечатление на холст.
Одна из малышек показала Лорен язык и помахала рукой. Лорен ответила тем же, и озорница закатилась хохотом.
Впереди замаячил церковный шпиль. Двойные колонны, выкрашенные в белый цвет, стояли, как средневековые стражи, охраняя дом Господень. Лорен покачала головой. Похоже, церковь отчаянно нуждалась в ремонте. Краска на колоннах сползала, как змеиная кожа, повсюду гниль и запустение. Лорен попыталась представить, какова она была когда-то. Судя по резному орнаменту вдоль крыши и каменным статуям – настоящий шедевр. Ее еще можно восстановить. И денег для этого требуется совсем немного. Но будет ли когда-нибудь церковь отремонтирована, или, как сейчас повелось, ее доведут до такого состояния, когда уже ничего нельзя будет сделать, забросят, а потом и вовсе снесут?
Черная ограда из кованого железа высотой не менее шести футов окружала церковный двор. Внутри виднелись большая, недавно заасфальтированная автостоянка и каменный, чисто побеленный дом. Очевидно, там жил священник.
Лорен поставила машину рядом с черным седаном, и только принялась закрывать дверь, как заметила полицейскую машину, стоявшую на аллее, ведущей к дому священника, и частично скрытую от посторонних глаз ветвями разросшегося старого платана. Зачем они здесь? Очередной акт вандализма? Недаром Томми говорил, что с каждым днем преступность в этом районе растет, особенно еще и потому, что теперь, во время каникул, дети не могут устроиться на работу, а поблизости нет никаких детских организаций. По мнению же монсеньора, дело было в том, что округ поделен между юношескими бандами.
Лорен почти побежала к церкви. Двери были открыты, и оттуда доносились органная музыка и хоровое пение. Она уже пересекла стоянку, когда музыка смолкла и на крыльцо стали выходить люди. Некоторые женщины устало обмахивались церковным вестником, мужчины вытирали лбы платками. Потом появился священник, свеженький, как огурчик, несмотря на свою длинную глухую сутану. Лорен никогда раньше не видела монсеньора, но сразу узнала по описанию Томми. Маккиндри был белый как лунь и худой как скелет. Лицо избороздили глубокие морщины. Он казался немощным и больным, но Томми уверял, что здоровье у него отменное, а ест он за троих.
