Нет, говорила она себе в полной растерянности, совершенно сбитая с толку и запутавшаяся, это было бы нехорошо. Она не могла просто так стоять тут. Люди будут глазеть на нее. Ей надо двигаться, идти — и она пошла быстро, но совершенно механически, не имея ни малейшего понятия, куда идет.
Как могла она быть так слепа, так эгоистично погружена в собственное счастье, не сознавая, что два любимых ей человека несчастны? Теперь вдруг все вспомнилось — странное ощущение, будто что-то неладно, иногда какая-то скованность Брюса. Но больше всего Стелла, наконец полюбившая только для того, чтобы обнаружить, что любимый принадлежит другой, и более того, ее собственной сестре. Было ли у нее какое-то предчувствие, когда она говорила, что если когда-нибудь и найдет мужчину, которому сможет верить, то он будет принадлежать другой женщине?
Бедная, милая Стелла! Сама несчастная и расстроенная, она могла еще думать о сестре, о том, что может причинить ей боль, отняв любимого. И Брюс тоже. Было совершенно очевидно, что так думал и он, отказываясь разорвать помолвку, которая его тоже делала несчастным, надо помочь ему. Нельзя позволить, чтобы оба они испортили себе жизнь. Как ни больно будет Ли отказаться от него, было бы дурно стараться его удержать. В любом случае, как могла бы она быть счастлива в замужестве, если будет сознавать, что, целуя ее, Брюс представляет себе на ее месте Стеллу, и когда она будет постоянно помнить, что захватила это счастье с помощью обмана и что могла бы сделать сразу двух близких людей счастливыми?
Что же ей сделать? Войти, когда они будут вместе? Это, конечно, неизбежно решило бы все. Теперь же будет трудно хладнокровно заговорить об этом. Но разве не было бы трудно, сразу же попытаться разорвать помолвку? Стелла все равно может отказаться выйти замуж за Брюса, что, определенно, нельзя допустить.
Вся любовь, какую она испытывала к сестре, сосредоточилась на одном найти выход. Лучше пусть будут счастливы двое и только один обиженный, чем наоборот. Да и в любом случае, она была уверена, что не будет счастлива, даже выйдя замуж за Брюса. Это сделало бы несчастными всех троих.
Ли продолжала идти, все еще механически, зная, что необходимо найти выход, пока не прошло действие шока и она не погрузилась в депрессию отчаяния. Ум ее был необычайно деятелен, мысли особенно ясны и четки. Необходимо сделать это сейчас же, говорила себе Ли, прежде чем она даст волю слезам. Но не могла найти выхода.
Наконец наступило время вернуться домой и притворяться, что все в порядке. Вся семья уже была дома, но Ли отказалась идти на бал. Она не могла пойти туда, и головная боль была достаточно хорошим предлогом. Интуиция подсказала ей, что Брюс был доволен ее отказом.
Утром Стелла уехала в Лондон, а Ли все еще ломала голову, выискивая способ разорвать помолвку, не дав им повода заподозрить, что она знает об их чувствах. Она не могла разорвать помолвку совсем без причины, не могла и сыграть влюбленность в кого-то другого, так как вся семья знала, что она никогда не увлекалась никем, кроме Брюса. Она ни с кем не была достаточно близка, чтобы разыграть такое увлечение. У нее была только ее работа — и Руис Алдорет, — а по вечерам Брюс.
И вдруг пришло решение. Ей послышался насмешливый голосок Жюли: «Не могу понять, как ты умудрилась не влюбиться в него».
Вот и невероятный, жуткий ответ, такой очевидный, что нет нужды искать другого. Она выйдет замуж за Руиса Алдорета.
Последовало минутное внутреннее возмущение по поводу такого решения. Она не хотела выходить замуж за этого холодного, похожего на робота человека, который в течение трех лет был для нее только резким и повелевающим голосом. Она хотела в жизни тепла и любви, а не горькой кратковременной насмешки над всеми своими чувствами и желаниями, по сути дела фарса… а потом конца.
Ли неизбежно придется познакомиться с ним ближе, и они, без сомнения, будут вынуждены жить в одном доме, но она не имела никакого желания знать его ближе. В его холодной замкнутости и отчужденности было что-то отталкивающее, сносное во время работы, так как там никогда не было необходимости искать какой-либо близости. Но каково будет ей в чужой стране, совершенно одной, замужем за человеком, которого в этот момент она почти ненавидела?
Ли поежилась, но решение осталось непоколебимым. Пока она ничего не сказала ни семье, ни Брюсу, так как хотела поставить их перед свершившимся фактом. Потому ей сначала приходилось ждать, пока она сможет поговорить с Руисом Алдоретом.
В уединении своей комнаты той ночью Ли не смогла удержаться от слез, но утром желание плакать прошло. Она была рада, что не поддалась минутной слабости. Теперь надев маску безразличия, она смогла постучать в дверь Руиса Алдорета и совершенно спокойно войти, когда он позвал ее. Именно в этот момент Ли пришла в голову мысль, что он уже мог найти кого-то другого, но она отбросила эту мысль. Если так, тогда ей придется поискать другой выход.
Совершенно невольно она поймала себя на том, что смотрит на него с необычным интересом, снова удивленно открывая, как он красив, как был бы притягателен, если бы не его холодность и замкнутость.
Поразительные черные глаза взглянули на Ли вопросительно, и она приготовилась, стараясь взять себя в руки.
— Мистер Алдорет, не могли бы вы уделить мне несколько минут, если вы не очень заняты?
— Конечно. — Он кивком указал на ее обычное место. — Садитесь.
Есть только один способ сделать это, подумала она, усаживаясь. Держаться спокойно, не смущаясь, как будто это просто деловое предложение, как он назвал его — и, разумеется, так оно и было — несмотря на то, что разговор шел о самой близкой связи, какая только может существовать между мужчиной и женщиной.
— То деловое предложение, о котором вы упоминали раньше, оно все еще в силе? — Ли поколебалась, несмотря на весь ее самоконтроль, кусая губы. Потому что… потому что, если…
— Потому что, если это так, вы могли бы передумать? — за нее закончил он. Темные глаза внимательно вглядывались в ее лицо, оставаясь непроницаемыми. — А ваша помолвка?
Ли со спокойной сосредоточенностью встретила его взгляд.
— Она разорвана.
— Совсем недавно? Например, прошлым вечером?
— Да, — тихо подтвердила Ли.
— Понимаю, — снова почувствовала она на себе этот пронизывающий взгляд темных глаз. — И вы пересмотрели свое решение относительно моего предложения?
— Да, — снова подтвердила Ли, сдерживая сильное желание по-детски расхохотаться из-за слова «предложение», звучащего так странно. Почему-то для нее это слово всегда ассоциировалось с блондинками, бриллиантами, стройными ножками и тайными любовными связями. В особенности любовными связями, незаконными или другими, которые в данном случае не имели ничего общего с их разговором и тем более с Руисом Алдоретом. Тут эта мысль кое о чем ей напомнила.
