К утру я начистила до блеска все кастрюли, сковородки, ножи, ложки, вилки. Обошлось практически без потерь, если не считать одной тарелки и кофейной ложечки. В пылу надраивания я согнула ее черенок. Я кончала гладить постельное белье (пожалуй, впервые в жизни), когда пришла Эва.
– Как ты себя чувствуешь? – Она огляделась. – Ну и ну. Какая чистота… Ты что, наняла бригаду гномов?
– Нет, воспользовалась магическим эликсиром. Достаточно одной таблетки, а результат сама видишь.
– Вижу. Ты хоть минутку подремала?
– Нет, и мне совсем не хочется. Я бы еще чего-нибудь сделала, в тренажерный зал сходила бы, что ли, или в бассейн.
– Может, уберешься у меня на чердаке?
– С удовольствием. И на участке, и в гараже, а потом пойдем в бассейн.
Четверо суток энергии во мне было, как у атомной электростанции средних размеров. Первым делом я произвела уборку у Эвы и Иолы, а потом еще раз у себя. Во второй день вымыла всю лестничную клетку в нашем доме и полезла на чердак. На третий день я вскочила в пять утра после четырех часов сна. А напряжение… Я что-то должна делать, иначе меня разнесет. Все, еду к бабушке убрать ей квартиру. Вот он – труд, соразмерный моей энергии.
Антоний, второй муж бабушки, оставил ей в наследство отличную стометровую квартиру в стильном довоенном доме. Когда бабушка въехала туда перед самой свадьбой, там только что закончился ремонт. Пахло краской, и голос эхом отражался от пустых стен. Через пятнадцать лет бабушкина обитель напоминала нечто среднее между антикварной лавкой, «Цепелией», «Хербаполом»[3] и оптовым складом восточных товаров.
– Мне нужно чем-то заполнить пустоту после смерти Антония, – объясняла бабушка.
Они прожили вместе три чудесных года. Я не видела больше ни одной такой влюбленной пары. Они души друг в друге не чаяли, глаз не сводили друг с друга. Мир для них мог бы не существовать. Пара подростков в осеннем возрасте. Но настал день, когда сердце Антония не выдержало такого обилия эмоций и остановилось, отослав его высоко-высоко за облака. Бабушка осталась одна.
– Вы должны переехать ко мне, – позвонила она нам сразу же после похорон. – Я не вынесу этой тишины.
– Мама, но ты же знаешь, что это невозможно. Мы с тобой переругаемся уже через неделю. У меня должна быть чистота, как…
– …в операционной… – закончила бабушка. – Вот у тебя и будет поле деятельности. Я предоставляю тебе сто метров пола, который ты сможешь мыть, скрести и дезинфицировать.
– Ты же прекрасно знаешь, что дело не только в дезинфекции. Я не переношу все эти картины, килимы, каплички[4]. – Мама всегда была приверженкой минималистского стиля «Икеи». – Не переношу весь этот хлам, все эти тысячи дурацких безделушек.
Разговор этот происходил двенадцать лет назад. С того времени количество дурацких безделушек увеличилась в несколько раз. На каждой стене – десятки картин и фотографий в красивых рамках. На любом предмете мебели – канделябры, лампы, серебряные сахарницы и множество фигурок святых. Каждая вещица из другой сказки, но все вместе как-то сочетается. Лубяная корзинка для ягод и бордовые витражи в окне. Православная икона и стены, выкрашенные как в мексиканской гасиенде. Лампа в стиле модерн рядом с простой деревянной капличкой, купленной у татранского горца. Букет искусственного дельфиниума и рыбацкая сеть, повешенная на окно вместо занавески. Будет что начищать, У меня уже руки чешутся.
– Малинка! – обрадовалась бабушка. – Заходи. Я как раз пекла пирожок. Покажу тебе новое покрывало. Только поосторожней с этим столиком у окна.
– Я только на денек. Решила помочь тебе с весенней уборкой.
– С чем? Что это ты такая беспокойная? Дома какие-нибудь проблемы?
– Дома, на работе и вообще везде. Как обычно, – махнула я рукой.
– Я знаю, как тебе помочь. Говорила я тебе про святого Антония?
Бабушка всегда чуточку преувеличивает. Антоний был прекрасный человек, но чтобы сразу святой…
– Иногда кое-что рассказывала. Его что, уже к лику святых причислили?
– А! Ты подумала о моем Антонии? Нет, я имею в виду настоящего святого. На самом деле его звали Фернандо, он жил в Испании и сейчас творит чудеса.
– Это тот, который по безнадежным случаям?
– Не только. Он помогает во всем: найти работу, хорошо сдать экзамены.
– Жаль, что я не знала про него в феврале. А то я схватила две четверки.
– Ничего. У тебя же еще в июне сессия. И еще он помогает найти жениха. Для тебя просто идеальный святой.
– А откуда тебе известно, что у меня нет парня?
– Потому что в такой день ты целовалась бы с ним в парке, вместо того чтобы пугать бабушку уборкой. Шучу, Малинка, шучу. Я очень рада, что ты пришла.
– В таком случае с чего я могу начать?
– Тебе так уж охота? – Бабушка обвела взглядом комнату. – Да с чего угодно.
– А где ты уже убирала? Чтобы не проходить по второму разу.
– Как тебе сказать, – зарделась бабушка. – Еще нигде. То есть я собиралась, но подумала, что все равно такой хаос. Слишком уж маленькая квартира.
– Тебе бы во дворце жить.
– Антоний то же самое говорил. Но вернемся к этому святому с первым именем Фернандо… Достаточно произнести одну литанию в день – и все будет в порядке.
– А тебе он помог?
– Еще бы. Я теперь только к нему и обращаюсь. Благодаря ему я и нашла это покрывало. Сейчас тебе покажу. Где же оно?
Она принялась заглядывать во все ящики. Потом стала рыться в комоде и бельевом шкафу. Наконец взялась за буфет.
– Вот чертово покрывало. Все из-за недостатка места. Куда же я его засунула?
И в этот миг с верхней полки на пол свалился сверток веревочно-серого цвета.
– Вот видишь? Это святой Антоний.
– Действительно красивое. Тот, кто делал его, наверное, потратил года два.
– Год и три месяца, по четыре часа каждый день. У старушки ушло больше семи килограммов бечевки.
– Откуда ты знаешь? От нее самой?
– Нет, от ее младшей сестры. Сейчас я тебе все расскажу. У старушки умер муж. От инфаркта, как мой Антоний. Не странное ли совпадение?
– Бабушка, в Польше большинство людей умирают от инфаркта или инсульта.
– Слушай дальше. Он умер, а она не могла с этим смириться. Но хуже всего то, что она не могла плакать. Через неделю после похорон она дала себе обет, что выразит свое горе с помощью покрывала. Каждый цветочек, каждый кружочек – это одна слезинка. Ежедневно одиннадцать слезинок. Она закончила покрывало и через месяц умерла.
– А почему ее сестра продала его?
– Да потому что она такая же, как ваша мать. Стол, кровать, два стула и никаких сувениров. Как на космическом корабле. Правда, она объясняла тем, что не хочет смотреть на покрывало, потому что вместо бечевочных цветков макраме видит пять тысяч шестнадцать слезинок своей сестры, но кто ее проверит?
