— Вот вы говорите «несчастье», — сказала Саша, возвращая палестинского поэта к действительности. — А что вы вообще думаете обо всем этом?
Кровь, конечно, на совести израильтян, отвечал он. Именно израильтяне повинны в этой трагедии. Палестинцы устали от ожидания, от пустых обещаний. Они больше не верят Соединенным Штатам. Интифада сделала народ Палестины более сильным и единым, укрепила ООП. Однако «Борцы за Родину» — слишком радикальная и независимая группа, стоящая в стороне от ФАТХ, поэтому он никак не может прокомментировать недавний взрыв и вообще ничего не знает об этом деле. А что касается Тамира Карами и сплетен, будто бы он лидер этой группы, то это вранье и происки сионистов.
Она побывала также в офисе авиакомпании на Виа Венето, где произошел взрыв, которому она стала свидетельницей. Здесь как обычно в таких случаях выразили свой протест и возмущение. Когда Саша попыталась выяснить, какие меры безопасности для предотвращения подобных происшествий предпринимались в офисе, намекая на то, что, может быть, именно в этой области имеется брешь, ее собеседники перестали отвечать на вопросы и ушли в глухую оборону. В частной беседе, без камеры и микрофонов они объяснили ей, что занимались всего лишь резервированием билетов и не имели никакого отношения ни к службе безопасности, ни к обслуживанию военных авиалиний. А потому не будет ли так любезна американская журналистка воздержаться от подобных намеков и нападок.
— Никаких нападок, — ответила Саша, пока съемочная группа собирала аппаратуру. — Просто предположения. Нападки еще впереди… И вот еще что, — вкрадчиво осведомилась она, уже ступив за порог, — как объяснить, что в тот день охранник, который должен был дежурить у офиса, оказался на другом конце улицы вместо того, чтобы с оружием в руках задержать злоумышленника. Между прочим, мне известны имена обоих.
Если палестинский представитель показался ей напыщенным, то израильский посол выглядел довольно заурядно.
— Не вижу в происшедшем ничего из ряда вон выходящего, — заявил он. — В Израиле такие вещи случаются каждый день — в школах, на автобусных остановках, в киббуцах. Разве остальному миру сделали какую-то особенную прививку против арабского насилия? Это случалось раньше, это может случиться опять. Если только американцы не перестанут валять дурака со своей болтовней о переговорах и о мире.
— А разве мир не нужен? — возразила Саша. — Разве это не то, что необходимо каждому?
— Отнюдь нет. Восстановление мира вовсе не является для арабов конечной целью. Это было бы слишком наивное понимание проблемы, которая будет существовать всегда… Всегда!.. Если только они не утопят Израиль в море.
Только теперь Саша обратила внимание на карты, развешанные по стенам комнаты. Все они пестрели красными стрелками — вражескими ракетами, нацеленными на Израиль.
— Соединенные Штаты не поняли, — продолжал посол, — что палестинская революция замешана на коррупции, на нефти и деньгах. Все это уже было.
— Но я-то понимаю, — заверила Саша посла.
Все ее усилия были тщетны. Вот если бы он собственной персоной оказался там — среди людей, убитых и искалеченных взрывом перед офисом авиакомпании.
В то утро, когда Саша улетала из Рима, Берни явился в офис с букетом цветов.
— Ты вкалывала, как черт, — сказал он, — и если я показался тебе не слишком внимательным и любезным, то это потому, что самому пришлось попотеть, обеспечивая техническую сторону дела.
Впрочем, она, пожалуй, тоже была не слишком внимательна и любезна по отношению к нему из-за всей этой сумасшедшей суеты.
— Мир? — спросил он и протянул ей руку.
Прежде чем ответить, она внимательно посмотрела ему в глаза.
— Мир.
— Адская работенка — твое новое назначение, — начал он, предлагая ей сигарету, — особенно для женщины.
— В каком смысле? — спросила она, отказываясь от сигареты.
— Нужно знать, как обращаться со всеми этими ублюдками, вот и все. Они инстинктивно норовят сказать тебе «нет» там, где тебе позарез необходимо «да». — Он повертел сигарету между пальцами прежде, чем зажечь. — Прямо, как бабы… Вот почему это адская работенка.
— Кажется, понимаю, — сказала Саша. — Кстати, — спохватилась она, — ты достал список пострадавших?
— Потому я и вспомнил о том, как надо управляться с ублюдками. Их, сукиных детей, никогда не застанешь на месте. Настоящие бюрократы.
— Так да или нет, Берни?
Он перестал вертеть сигарету.
— Я хочу делать документальную программу о Карами, — заявил он без всякого вступления.
Вот из-за этого коллеги и расплевываются.
— Неплохая мысль, Берни, — спокойно сказала она, удивив его не меньше, чем он ее, когда появился с букетом.
— Я рад, что ты не возражаешь.
— Ты говорил об этом с Маури?
— Говорил, — сказал он, забрасывая ноги на стол.
Она скорее бы дала вскрыть себе вены, чтобы умереть тут же в офисе, чем решилась бы спросить о том, что ответил Маури.
— Он тоже считает, что это неплохая мысль.
Она медленно кивнула, глядя мимо него.
— Знаешь, Саша, вся наша жизнь подчинена случаю. Вот единственное, что я могу сказать. Ты приехала в Рим, террористы взорвали бомбу, погибло много людей, а теперь, кажется, наша работа подходит к концу. Судьба…
Еще одна возможность испытать себя на прочность. Впрочем, на этот раз выбор сделала не она.
— Все-таки постарайся достать список, — попросила она, вставая.
Она поблагодарила его за все хлопоты. Извинилась, если что было не так. Взяла сумочку и пошла к двери. В этот момент собственные мысли о превратностях судьбы заставили ее вздрогнуть… Разные вещи происходят на свете. Можно ходить взад и вперед по комнате или путешествовать где-нибудь на Востоке, или опоздать на самолет и встретить в кафе аэропорта свою любовь, или работать в лаборатории и выращивать в склянке плесень, которая сможет излечить рак. Однако происходит нечто такое, что привело к гибели людей в тот злополучный день и чего она не в состоянии сейчас понять. Превратности судьбы… кто или что управляет всем на свете?
Когда Рафи снова навестил Гидеона, они договорились о встрече заранее. Гидеон принял душ, побрился, надел чистый свитер и джинсы. Однако в комнате по-прежнему царил беспорядок. Ничего не переменилось в доме за прошедшую неделю. Пепельницы были набиты сигаретными окурками, немытые тарелки свалены в раковину на кухне, а почта кипами лежала на столах в холле не прочитанная и даже не распечатанная. Гидеон же выглядел еще более усталым, как будто за все неделю ни разу не сомкнул глаз.
