― Так, кажется мы обсуждали это.
― Нет, нет, я просто спрашиваю! ― протараторила я выезжая на дорогу.
― Да, только. А, что?
― Ээ… ничего. Ладно, я за рулём, потом поговорим.
― Вэйст. (Хорошо).
Я положила смартфон на приборную панель и осторожно взглянула на ворона, на сидении. Как такое могло случиться?
― Нихрена себе… ― вырвалось у меня, вместе с нервным смехом. Птица неуклюже встрепенулась.
― Хах. Ну, здравствуй… Охэнзи.
* * *
По плечу перебирал когтями пернатый спутник, очухавшийся от наркоза. Я не знала, что чувствую, не знала, как реагировать на все это, но я была взвинчена. Меня переполнял неразборчивый хаос ощущений.
Перешагнув порог бара, я приземлилась за столик, заставляя дрыхнущего Рафа, подорваться. Он открыл было рот, но так и застыл с разинутым ртом, застряв разрозненным взглядом на вороне. Посмеявшись над ним, я придвинулась закрывая ему рот, и поцеловала в уголок губ. Он оживился, вскинув брови.
― Это её ты, сбила?
― Его. ― поправила я. На моих губах рисовалась глуповатая улыбка.
― Угу? Он немного пришибленный, тебе не кажется? ― парень усмехнулся, протянув руку к ворону. Птица, даже не шелохнулась, мирно реагируя на его прикосновения.
― Раф, я сбила его! У него крыло сломано! Какой он ещё по твоему должен быть?
― Вик, а он такой и был, или он со страху посидел? ― поинтересовался Раф, осторожно поглаживая пальцем макушку пернатого.
― Он альбинос. Видишь глаза красные. ― ответила я, ― Хотя не исключаю, что он просто мультки ещё смотрит из-за уколов.
― Поэтому он так спокойно на плече у тебя сидит?
Я закусила губу, не представляя, как это объяснить. И верны ли вообще мои выводы.
― Может быть и поэтому, ― ответила я туманно. Ворон извернул голову, и протопав по руке Рафа, расположился на его плече
― Афигеть, ― рассмеялся парень, ― И ты его себе оставишь?
― Он и так мой. Всегда им был.
Раф недоуменно нахмурился.
― Не понял.
― Тебе и не надо.
― Я ему нравлюсь, да?
Ворон явно не с проста к парню перебрался. Ворона привлёк кристаллик в его левом ухе.
― Или серёжка твоя, ― пробормотала я наблюдая, за птицей. ― Берегись…
― Вороны клептоманы, да? ― насторожился Рафаэль, косясь на птицу, на своём левом плече.
― Не без этого… Хейян Охэнзи! (Нет, Охэнзи) ― отрезала я, стоило птице навострить свой клюв на побрякушку некоторых. Ворон спрыгнул на стол, и потопал ко мне. Раф поражённо метал взор между вороном и мной. Я смогла лишь плечами пожать.
― Даже не смотри на меня так. ― мои руки взлетели вверх, ― Мне нечем это объяснить, Раф, просто нечем.
«Луна осветит твой путь…» ― говорила Рэйвен, ― «Солнце ― источник жизни, Ви. Ты нужна ему, в тебе продолжение его жизни. Ты солнце и луна тоже ты. Отдай ему солнце девочка, и луна возвратит тебе эту жертву.»
Что значит эта луна для меня?
Я поджала губы силясь рассудить всё верно. Я помню, как мы рисовали на песке. Она учила меня магическим рисункам, которым учил её отец. Шаманские знания, травы, природные знаки ― всё это она рассказывала мне. Ветеринар сказал, что ворону не больше полу года, то есть, он мог родится, в момент моей клинической смерти. Только шаман может возвращать нагваль. Иного способа, просто не существует. И если это и в самом деле мой татум, значит Рейвен, передала мне дар накануне своей смерти ― это единственное объяснение.
Некоторое мгновение мы молча смотрели друг другу в глаза. Затем синхронно уставились на ворона.
«― Я вообще не верю в Бога!
― Вот и отлично! Он в тебя тоже не верит.»
Боб и Архангел Михаил. Фильм 2010 г. «Легион»
Раф
Вика слегка призадумалась и опустила взгляд на стол, не теряя лёгкой улыбки. Поймав мой взгляд снова, в нём отсутствовала всякая ирония.
― Ты не понимаешь этого да?
Мне сложно верить в чудеса. Точнее, в то, как они могут принести счастье. Ведь фактически, чудеса нарушают гармонию мира. В сильных руках чудеса могут соблазнять и затмевать разум, и быть опасны. А в слабых они бесполезны. Они не помогают человеку получить то, чего он хочет. Человеку нельзя ничего дать сверх того, что он имеет. Если у него чего-то нет, значит, он этого, вероятно, даже и не пытался обрести желаемое, надеясь на чудо. Каждый получает в жизни ровно столько, сколько он стоит. Что посеешь, то познаёшь, как говориться. Не больше и не меньше. Победителя не назначают. Им становятся. Сильнейшим становятся, только тот, кто превзошёл сильнейшего. Нельзя просто взять и назначить волка вожаком стаи. Ведь если он окажется слабым, погибнет и сам волк, и вся стая.
― Если честно, мне всё равно. Это может быть интересным, это ведь целая культура, но в основном… Я мягко говоря не религиозный человек. ― покачал я головой, ― Поэтому, я не лезу во всё это… духовное. Нет бессмертных слов, как нет бессмертных людей. Именно по этому, смерть ― непреложное условие прогресса. А уж что там будет потом, в загробной жизни ― неважно. Важно то, что происходит с тобой здесь и сейчас. То, что останется после тебя.
Она нахмурилась смотря в никуда, но казалось видя всё.
― «Бери только то, что тебе нужно, и оставь землю, такой, какой ты её нашёл.» Вождь племени Арапахо. И это верно, ведь, мы не унаследовали Землю от наших предков. Нам её одолжили наши дети.
Вика смотрела в окно, всматриваясь хмурым взглядом очертания деревьев, вдоль тротуара. Мне было не просто уловить ход её мыслей. Дело в том, что моим духовным образованием занимались Ницше, Фрейд, Фромм, Рассел и французские материалисты. Я не святой, я даже не философ. Я циник. Впрочем, я был в состоянии понять это. Все называют её культуру ― язычеством, а её ― идолопоклонницей. При том, что пред иконами ставя свечи, крестятся, поклоняясь святым ликам. Так, в чём же тогда, разница? Её нет. То же, самое поклонение идолам, в конечном счёте. Всё что кроме ― это сплошное лицемерие. А её радикальная философия во взглядах, ничто иное как страх и солипсизм. Она не смотрит вокруг, она смотрит исключительно внутрь себя. Вселенная существует только внутри неё, не из эгоизма даже, нет, а именно из-из страха перед Вселенной «из вне». Ей словно пять лет или около того, и она потерялась в центре мегаполиса в час пик.
Она изрядно поникла, в каких-то своих размышлениях. Почему-то всегда, когда она замолкает, кажется, что она замыкается. Вероятно так оно и есть. А всё почему? А потому, что я имею привычку, давать односложные ответы, на важные вопросы. Что поделать, я не мистер-откровенность, в вопросах косвенно моей персоны, моего мировоззрения и прошлого. Я ужаснулся сам себе. Вот и как спрашивается я к этому пришёл, в свои годы именуя смехотворный отрезок времени, в понимании нормального человека, таким громоздким термином ― прошлое? Бред, какой-то. Время, словно тянулось целую бесконечность, парадоксально медленно, на самом-то деле. Медленно, в то время, как для всех остальных оно быстро пролетело. Как будто все живут в рамках одного временного континуума, а я ― нет.
