Еще через три дня она получила новую посылочку, уже не такую тяжелую, с прежним адресом отправителя. На этот раз пакет содержал диск и короткую записку от Энгуса, в которой он выражал надежду, что она одобрит его выбор. Доминика вставила диск в плеер и перенеслась в мир экзотической джазовой музыки, на фоне которой перекликались тамтамы и дудка.
Но как ей быть с этими подарками? Книга о моде подсказала ей несколько фасонов для детских платьев, а также новые интересные цветовые сочетания. От романа она не могла оторваться, а мелодия постоянно звучала у нее в голове, и она напевала ее с утра до вечера. Так что Энгус едва ли мог придумать что-то интереснее, признала Доминика. Он, как видно, не пропускал мимо ушей ни одного ее слова.
Доминика невольно задумалась о том, что могло бы заинтересовать Энгуса. И над тем, не следует ли ей ответить любезностью на любезность.
Она долго смотрела на маленькую акварель в художественном салоне недалеко от своей студии.
Акварель представляла сценку из провинциальной жизни. На ней был изображен кактус и молодой гуртовщик верхом на лошади. Но не пробудит ли это болезненные воспоминания?
Затем Доминика стряхнула с себя оцепенение и решила, что проблема не в том, чтобы засыпать его ответными дарами, но как и когда поблагодарить его за подарки.
За три дня до ужина у мамы ей представилась такая возможность. Но пришлось минут пятнадцать объяснять по телефону разным людям, кто она такая, прежде чем ее соединили с Кейром, что изрядно подкосило ее уверенность в себе и заставило усомниться в правильности своего намерения.
Когда Энгус наконец взял трубку, его голос звучал как-то растерянно.
— Доминика?
— Да, Энгус. Извините, что отвлекаю вас, но…
— Не извиняйтесь, — перебил он. — Мне следовало дать вам прямой номер, но сейчас я действительно немного занят.
— Ах.., ну что же… — Она сознавала, что говорит холодным, отчужденным тоном, но никак не могла изменить его. — Я постараюсь покороче.
Спасибо большое за книги и диск. Мне все понравилось. Но я звоню еще и по другой причине. Я получила предложение по поводу нашей блэктаунской собственности. Цифра немного меньше вашей, но зато…
— Тогда не соглашайтесь, — решительно произнес он.
Доминика перевела дыхание и вежливо возразила:
— Позвольте мне закончить. Да, немного меньше… — Она сказала, на сколько именно. — Но зато они предлагают очень выгодные условия соглашения, крупный залог, обещают перевести деньги в течение месяца, так что…
— Они надеются этим заставить вас согласиться на цену ниже подлинной стоимости, Доминика. Назовите им мою цифру и не уступайте ни пенни.
— Не уверена, что у меня хватит духа, — призналась она. — Словно отказываешься от синицы в руке ради журавля в небе…
— Подумайте о том, сколько новых платьев и бутылок французского шампанского сможет купить ваша мама на разницу в цене, — посоветовал Энгус.
— А вы уверены, что они непременно… — импульсивно проговорила Доминика и беспомощно замолчала.
— Если они и откажутся, то обязательно появятся другие. Пришло время проявить твердость характера, Доминика, хотя, разумеется, решать все равно вам. Послушайте, извините меня, мне надо сейчас идти, но вечером в пятницу мы увидимся.
Телефон замолчал, и Доминика возмущенно уставилась на трубку. Не только потому, что он закончил разговор первым, но и потому, что он использовал против нее ее собственные слова о твердости характера.
В пятницу, когда Доминика приехала па Роуз-Бэй, нервы ее были натянуты как струны. И тут обнаружилось, что маменька устроила настоящий маленький банкет. На горячее были приготовлены свинина, запеченная с молодым картофелем в листьях салата, седло барашка с травами в горчичном соусе и гарниром из сладкой моркови и свежей спаржи.
На десерт — ягодный мусс, настоящая симфония из земляники и черники, щедро сдобренный кремом.
На старинной кружевной скатерти красовались сервиз севрского фарфора, свечи в тяжелых георгианских подсвечниках, а в большой фарфоровой чаше плавали лепестки камелии.
Первой реакцией Доминики было раздражение. Мама всегда превосходно готовила и передала ей свои таланты, тогда как Кристабель, начисто лишенная кулинарных способностей, вряд ли приложила здесь руку. Но с тех пор, как благосостояние семьи пошатнулось, Барбаре пришлось отказаться от помощниц по хозяйству, к которым она привыкла и без которых никогда не обходилась. Так что, хотя приготовление изысканных блюд и далось ей сравнительно легко, уборка, полировка серебра и хрусталя наверняка отняли у нее последние силы.
Чувство вины быстро вытеснило раздражение, и Доминика обрадовалась, что пришла пораньше.
— И как ты все успеваешь! — сказала она, вместо приветствия целуя и обнимая мать. — Почему бы тебе не понежиться немного в ванне? Я сама все закончу, времени еще предостаточно. А пока ты одеваешься, я принесу тебе бокал шампанского.
Обычно так поступал отец, и Доминика увидела, как в маминых глазах блеснули слезы. Доминика снова обняла ее и прижимала к себе до тех пор, пока опасность, что Барбара расплачется по-настоящему, не миновала.
— Иди, дорогая, — мягко подтолкнула ее Доминика. — Я не сомневаюсь, что сегодня вечером ты будешь выглядеть на все сто.
Свечи сгорели наполовину, на столе стояли ликеры и кофе, когда речь наконец зашла о бизнесе.
Первой эту тему затронула Барбара. Возможно, смелости ей придал успех, который имел устроенный ею ужин. Угощение было необычайно вкусным. Доминика, одетая в шелковую блузку цвета спелой пшеницы и узкие черные брюки, приносила блюда и незаметно уносила тарелки. Ее темные тяжелые волосы были сегодня высоко собраны в узел, а гладкую шею обвивали несколько золотых цепочек. Наряд удачно дополняли черные босоножки на тонком высоком каблуке.
Кристабель ради сегодняшнего случая выбрала голубое льняное платье без рукавов, искусно расшитое спереди серебристыми блестками. Барбара выглядела необычайно элегантно в строгом желтом костюме. И вообще женщины из семьи Харрис, отметил про себя Энгус, поигрывая кофейной ложечкой, не только красивы и элегантны.
Они общительны, умеют разговорить гостя, создать непринужденную атмосферу, а их внутрисемейные отношения естественны и полны юмора.
Однако он не мог не заметить и то, что в красивых глазах Доминики время от времени появляется настороженное выражение. Скованными казались и ее движения.
Несомненно, напомнил себе Энгус, что именно на старшей дочери лежат все тяготы проблем Барбары. Так что, когда хозяйка сказала: «Энгус, обычно мы пьем кофе в гостиной, но вы ведь не будете возражать, если мы останемся здесь, чтобы посовещаться», он ответил, тепло улыбаясь, что ничуть не возражает, и вынул из кармана темно-синего костюма несколько листков бумаги.
