Отодвинув от себя поднос, я снова опустилась к щели в стене и положила голову на руки.
— Я здесь.
С такого близкого расстояния я снова услышала хрип Райдера. Я поморщилась, понимая теперь, почему его голос казался таким искажённым. Его подвергали ежедневным наказаниям. Жестоким.
— Кто это был? — спросил Райдер. — Тот… кто к тебе приходил?
— Его зовут брат Стефан, — ответила я. — Он мой друг.
Райдер некоторое время молчал. Я повернулась ухом к зазору в стене, испугавшись, что он потерял сознание, как вдруг Райдер спросил:
— Он здесь, чтобы о тебе заботиться?
Обрадовавшись, что он в порядке, я ответила:
— Да. Он вместе с сестрой Руфью заботится обо мне. Они защитили меня от того, от чего им не следовало меня защищать.
Я замолчала, размышляя, а стоит ли мне рассказывать что-то еще. Но вдруг поймала себя на том, что добавляю:
— Они наказаны. Живут в соседней камере, но в наказание им поручено убирать и обслуживать этот тюремный блок. Они приносят мне еду и одежду. Ты по нескольку раз в день будешь слышать, как они входят и выходят из моей камеры.
— Они наказаны за то, что тебя защищали?
— Да.
Из его камеры снова раздались шорохи.
— Тебе больно.
Ответом стал резкий вдох Райдера. У меня в крови начал закипать, клокотать гнев, который я так долго сдерживала. Райдер молчал.
— Да, — ответил, наконец, он. — Мне больно.
Я сжала кулаки. Снова кто-то страдал.
— Что они с тобой делают? Почему?
Я насчитала четыре глубоких вдоха и выдоха Райдера, затем он произнёс:
— Они меня избивают.
Я закрыла глаза и покачала головой.
— Они дают мне минимум еды и моют меня, только чтобы на следующий день начать всё по новой. Они пытаются меня сломить.
— Райдер, — прошептала я, не зная, что сказать.
Я услышала, как по крыше камеры забарабанил дождь. Подняв голову, я взглянула на крошечное окошко, расположенное в самом верху дальней стены. Небо потемнело, и из серых туч падали крупные капли дождя. Уставившись на окно, я мысленно вернулась к тому, что недавно объявил Пророк. Ритуал Дани Господней. Представив себе всю ту грязь, которая будет твориться в том зале… боль и страдания женщин, которых будут насиловать охранники и последователи, я содрогнулась от отвращения.
Я прокляла тот день, когда Пророк Давид создал Священное Писание, в котором одобрялись такие вещи. Я прокляла тот день, когда в своих посланиях он открыл людям, что окаянные сестры Евы должны божественно очищаться самыми безупречными из избранных им людей… очищаться с помощью специального ритуала с восьмилетнего возраста. Каждый раз, когда я читала наши священные книги, меня буквально раздирала ярость.
— Они хотят, чтобы я покаялся.
Внезапный голос Райдера заставил меня повернуться к стене и оторваться от воспоминаний.
Положив голову на руки, я спросила:
— Они поэтому тебя избивают? Чтобы заставить тебя покаяться?
— Да.
— Но ты не покаешься?
Сверху раздались отдалённые раскаты грома, но я не обратила на них внимания и напряглась, чтобы расслышать ответ Райдера.
— Нет, — признался, наконец, он. — Что бы они ни делали, я не покаюсь.
Он с трудом втянул в себя воздух.
— Я не могу… Не могу согласиться с тем, с чем они вынуждают меня согласиться. С теми действиями, которые они заставляют меня игнорировать.
Мое сердце замерло от сквозившей в его голосе боли и резкого неприятия. Я подняла голову и, даже осознавая, что он меня не видит, прижалась к стене ладонью. Я знала, что значит чувствовать такую боль. В том, как он говорил, я уловила тяжёлую печаль.
— Что ты сделал? — отважилась спросить я.
Ожидая, когда он заговорит, я сильнее прижала пальцы к каменной стене.
— Слишком много всего, — неопределенно ответил он. — Слишком много непростительных вещей.
Райдер вздохнул.
— Хармонии, я заслуживаю всех этих побоев и даже больше. То, что я натворил…
Я чувствовала, как сквозь толстую стену ко мне проникает его скорбь.
— Я и должен быть здесь. Должен пройти это лечение.
Он глубоко вздохнул и прошептал:
— Мне начинает казаться, что оно должно быть ещё хуже.
Я молчала. В его голосе слышалась убеждённость. Райдер говорил серьёзно, каждое слово. Он действительно думал, что его нужно подвергнуть страданиям, наказать… убить. Мне стало интересно, что же такого плохого он сделал. Я уже собиралась было его об этом спросить, как вдруг на улице заиграла музыка.
Я вздрогнула от резкого звука, пробившегося сквозь прочные каменные стены камеры. Мои глаза устремились к окну. Дождь утих, голубое небо снова очистилось от туч.
Музыка смолкла, и Райдер безрадостно произнёс:
— Закончилась Дань Господня.
Я крепко зажмурила глаза и глубоко вздохнула. Я сжала бедра, представив, что сейчас будут чувствовать избранные для обряда девочки. Каждый принявший в нем участие мужчина строго придерживался руководства Пророка Давида о том, как достичь божественной чистоты через соитие с этими девочками. С девочками, чьи нежные, доверчивые сердца навсегда ранит жестокость мужчин, только что лишивших их невинности. К горлу подступила тошнота. Я не могла вынести мрачных мыслей, разрывающего мне грудь напряжения.
Райдер больше не говорил. Я тоже молчала. Мне нечего было сказать. Я подумала, что ему не хуже меня известно, что происходило в этом зале зла.
Из коридора послышались тяжелые шаги, и я быстро села у стены. Как только я выпрямилась, дверь распахнулась, и в камеру вошли два последователя-охранника: Соломон и Самсон. Держа в руках оружие, они уставились на меня. Я заглянула им в глаза и почувствовала, как меня охватил страх.
— Пойдем, — сказал Соломон.
Я поднялась на ноги. Самсон указал на мою вуаль и чепец.
— Приведи себя в порядок, быстро. Тебя ждут в особняке.
У меня душа ушла в пятки.
Пророк. Меня вызвал Пророк Каин.
Дрожащими руками я прикрыла тканью своё лицо, разгладила платье. Я с тревогой сжала зубы. Меня бесило, что встреча с Пророком вызвала во мне такую сильную паническую реакцию. Я должна быть сильнее этого.
«Соберись с мыслями, Хармони. Ты справишься».
— Нам надо идти, — произнес позади меня Соломон.
Сделав глубокий вдох, я повернулась и пошла к охранникам. Мой взгляд скользнул к щели в стене камеры. Я подумала о лежащем на полу раненном Райдере. У меня сжалось сердце. Мне понравилось разговаривать с этим незнакомым мне человеком. Я чувствовала с ним какое-то родство. Он был изгоем, как и я. Его чувства и мысли отражали мои собственные. Мне отчаянно хотелось узнать, почему он сюда попал, что сделал.
Не думаю, что когда-нибудь это узнаю.
Охранники повели меня по коридору. Мы прошли мимо камеры брата Стефана и сестры Руфи; через открытую дверь я увидела, как сестра Руфь шьет для меня новые покрывала и одежду. Брат Стефан мыл пол. Я обрадовалась, что их дверь открыта. Это означало, что они намного свободнее меня. Во всём этом бардаке они, по крайней мере, могли выйти из камеры, чтобы выполнить свои обязанности.
Проходя мимо, я встретилась с ними глазами. Они оба прекратили свою работу и одарили меня доброжелательными, ободряющими улыбками.
Когда мы вышли на улицу, меня окутал вязкий грозовой воздух. Из-за ветра платье прилипло к телу, продемонстрировав мою фигуру. Я одёрнула ткань, пытаясь сделать так, чтобы она не очень меня облегала. Но всё было без толку.
Мы проследовали мимо группы последователей-охранников, которые направлялись к какому-то зданию. Все они остановились и уставились на меня. Я старалась не поднимать глаз, но не удержалась и взглянула вверх. Их рубашки были расстегнуты, а на их лицах поблёскивал пот. Меня накрыло внезапной волной отвращения — они были на Дани Господней. Я невольно подумала о тех девочках, с которыми они достигли небесного удовольствия.
Это было отвратительно.
Самсон подтолкнул меня в спину, вынуждая идти дальше. Я последовала за Соломоном вверх по гравийной дорожке. Когда мы взошли на самый верх, я стала жадно разглядывать открывшийся передо мной вид. Вся земля, насколько хватало глаз, была застроена зданиями. Это было восхитительно, все прекрасно благоустроено, а вдали виднелось несколько огородов и зон для посева.
